Но напрасна эта затея, люди мира не допустят развязать руки фашистским молодчикам.

В 1962 году в качестве свидетеля в городе Киеве мне довелось присутствовать на процессе 11 предателей Родины. Я не мог смотреть на них спокойно, столько трусости и ничтожества было на их лицах, они — «герои» с беззащитными женщинами и детьми, дрожали за свои ничтожные жизни.

Куда девалась их самоуверенность, их улыбка «победителей»? С молниеносной быстротой промелькнули перед моими глазами 22 дня Собибора.

У каждого человека есть своя Родина, где он рожден, где он провел самые счастливые дни своей жизни — детство, юность, где он воспитан той средой, среди которой прожил все годы до сегодняшнего дня легко или трудно, — она всегда дорога твоему сердцу.

А что у них было самое дорогое — трусость.

Трусливые, они изворачивались, пытались как-то смягчить и оправдать не только свое предательство Родины, но и массовое убийство своих братьев, сестер, матерей. Советский суд, суд народа, вынес свой приговор этим отщепенцам, которые в свое время потеряли свой человеческий облик, и ставшим пособниками фашистских людоедов, приговорил десять предателей к смертной казни. Одиннадцатый — Терехов — приговорен к 15 годам лишения свободы.

Через несколько месяцев я получил письмо из Мордовской АССР от гражданина С.:

«Здравствуйте, Александр Печерский! Прочитал статью из газеты «Красная звезда» «Страшная тень Собибора». Нет слов возмущения. Это ужасно, что можно пережить человеку.

Я из Мордовии, у нас здесь не было такого ужаса, но как страшно вспомнить то, что происходило на территории Польши недалеко от Майданека, тем более, там был человек, которого мы считали зятем. Это вахман Иван Терехов, которому дали 15 лет. Но почему 15 лет? А не расстрел. Одно слово «вахман», и то уже расстрел»[442].

Советские работники госбезопасности не забывают о своем долге в поисках предателей Родины, в тяжелые годы предавших свой народ.

В 1965 году в Краснодаре начался новый процесс над вахманами[443]. Вот что пишет специальный корреспондент «Литературной газеты» Лев Гинзбург:

«Суд выслушает историю шести предателей и приспособленцев, которые ради возможности «жить», жрать, присваивать чужое добро, находиться в безопасности, подальше от линии фронта без особых раздумий и переживаний отреклись от Родины, сменили одну «форму одежды» на другую и на сторону ВРАГА перешли так же просто, как переходят улицу. В условиях фашистского режима это приспособленчество вылилось в участие в массовых убийствах, привело к садизму, к полнейшему озверению.

А люди?.. «Кто были эти люди, которых убивали? — спрашивают обвинители и судьи. — Неужели вам не жаль было даже маленьких детей?..»

Матвиенко, поразмыслив, ответил:

— Конечно, откровенно говоря, если бы был этот ум, как сейчас, я вплоть до того, что пулю бы себе в лоб пустил. Сейчас у меня дети, жена, я построился, и конечно, если б мне этот ум, теперешний, я бы…

— Но тут и ума не требуется, чтобы понять, что убивать людей — преступление. Кого вы убивали?

— Убивали мы детей, стариков, старух…

— Как вели себя обреченные?

— Ясно: крик, шум, вой — жуткое дело, сейчас представить невозможно… Людей раздевали догола. А вахманы и расстреливали и толкали. И я стрелял. Сзади стоял обервахман, стоял НЕМЕЦ, — куда денешься?..»[444]

На втором процессе выступал участник Собиборовского восстания Алексей Вайцен, который узнал вахмана Зайцева.

Среди шестерки мерзавцев был предатель Поденок, который сумел скрыться от справедливого возмездия, работал все эти годы учителем, которому, к великому ужасу, именно ему доверили воспитывать в Подгорненской средней школе детей.

С какими глазами мог Поденок смотреть детям в глаза, с какими словами он к ним обращался, если в течение четырех лет повторял только одно слово, обращаясь к детям — «шнель», загоняя их в газовые камеры?

Как он мог эти годы спокойно жить, неужели его никогда не тревожили его жертвы?

Как он мог своими окровавленными руками ласкать своих детей?

А Зайцев, который был в Собиборе почти год, он должен нас помнить. Наше восстание было при нем, и как он показал на следствии, принимал участие в уничтожении миллиона человек. Как он мог после этого всего этого 20 лет жить спокойно?

Я всех их помню хорошо. Они были трусливы и тогда. Они не могли открыто смотреть нам в глаза, еще тогда они чувствовали всю низость своего поступка, но у них не хватало смелости, чтобы перебороть свои низменные чувства и восстать против фашизма и несправедливости.

Наш Советский суд гуманный и справедливый. Он не мог позволить, чтобы они своими окровавленными сапогами топтали нашу чистую землю. Чтобы они своим грязным дыханием оскверняли наш воздух. Приговор был один — смерть.

Как же сложилась в дальнейшем судьба бывших узников Собибора?

Из лагеря с боем покинули лагерь почти все заключенные. Часть из них подорвалась на минных полях, другая часть погибла от пуль или была убита во время облавы. Шли годы, некоторые пали на фронтах Второй мировой войны, в партизанских отрядах. За прошедшие со дня восстания тридцать лет люди рассеялись по всему земному шару. Многие из бывших узников Собибора уже умерли. В настоящее время в живых осталось примерно 30 человек, из них 7 человек проживают в Советском Союзе.

Семен Розенфельд во время побега был ранен в ногу и скрывался в польских лесах до прихода советских войск. Затем в рядах Советской армии дошел до Берлина, где на стенах Рейхстага оставил память «Барановичи — Собибор — Берлин». В настоящее время проживает в городе Гайвороне Кировоградской области.

Аркадий Вайспапир был в партизанском отряде имени Фрунзе Брестского соединения и застал конец войны в рядах Советской Армии. Проживает в Донецке.

Александр Шубаев (Калимали) после слияния партизанского отряда с Советской Армией, с группой партизан был послан обратно в тыл и там погиб.

Алексей Вайцен после партизанского отряда 25 лет прослужил в рядах Советской Армии. Проживает в городе Рязань.