– Дяденька, вы шпион? – спрашивал я тучного Перова, напоминавшего Орсона Уэллса.

– Нет, брат, – отвечал он. – Я художник.

– Не обманывайте, таких художников не бывает, – настаивал мой персонаж.

– Нет, бывает, очень даже бывает! Хочешь, я покажу тебе свои рисунки?

Вот и вся роль. Но съемки в этом телефильме открыли для меня дорогу в кино и на телевидение. Вскоре меня пригласили принять участие в программе “Приходи, сказка”. Я изображал мальчика XVI века. Тут моя субтильность оказалась совсем некстати, поэтому, чтобы приблизить меня к образу, даже использовали специальные толщинки. Я снимался с накладным животом, в парике и сделанных из папье-маше башмаках-сабо. Затем последовало приглашение в знаковую для 1960-х годов детскую передачу “Театр «Колокольчик»”, которая выходила раз в неделю. Я изображал Мальчика-Колокольчика из города Динь-Динь. В синей шапочке, представлявшей собой цветок колокольчика, и в зеленом костюмчике с воротником из вырезанных лепестков я под чужую фонограмму чистым звонким голоском “исполнял” такую песенку:

Съемки проходили на Шаболовке. Главным оператором был Эдуард Рысь. Эта фамилия меня настолько удивила, что запомнилась на всю жизнь. Камеры были совершенно неподъемными. Они передвигались на больших резиновых колесах и тянули за собой тяжеленные кабели. Одному человеку поднять такой кабель было не под силу, поэтому сразу несколько рабочих в специальных рукавицах таскали кабель за оператором по всему павильону. Мой персонаж жил в маленьком домике, откосы которого укрепляли тяжелыми железными квадратными противовесами, называвшимися “крысами”, вокруг “росли” искусственные кусты, а рядом находилась сцена, куда выходили объявленные мной музыкальные коллективы из разных детских садов и школ. Я запомнил одну – детскую школу “Гуси-лебеди”. Весь свой текст я запоминал моментально после первого же прочтения. Репетировала со мной дома мама. Эта способность пригодилось мне много лет спустя, когда я стал ведущим программы “Модный приговор”.

В редакцию приходили сотни писем от мальчиков и девочек со всего Советского Союза. На конверте значилось: “Москва. Телевидение. Театр «Колокольчик». Директору Сане Васильеву”. И письма находили своего адресата! Уже в детские годы я был звездой Первого канала. Мама заставляла меня отвечать на каждое послание.

– Если тебе пишут, надо обязательно ответить, – говорила она.

Я следую этому правилу до сих пор и по возможности стараюсь отвечать на все сообщения, которые мне присылают бесчисленные поклонницы в социальных сетях. Это занимает много времени, но положение обязывает!

А в ту безынтернетную пору мы с мамой закупали открытки в киоске “Союзпечать”, и на каждой я писал “Привет от театра «Колокольчик». Саня Васильев”. Мама относила подписанные открытки на почту. Может быть, кто-то до сих пор хранит мои первые автографы, не подозревая, что Мальчик-Колокольчик вырос в ведущего программы “Модный приговор”.

Уже в начале 1970-х годов в моей жизни возникла передача “Будильник”, которую я вел вместе с маминой приятельницей и коллегой по Детскому театру актрисой Надеждой Румянцевой. Костюм мальчика Будильника, которого я изображал, выглядел очень интересно. На голове у меня был золотой картуз с кольцом на макушке, как звонок на старинном будильнике, а к животу крепился циферблат с двигающимися стрелками. Сама программа состояла из музыкальных номеров и начиналась с песенки:

Эту песенку я тоже исполнял под фонограмму.

В те годы пленка была в дефиците, поэтому многие программы после трансляции в эфире просто-напросто стирали, поверх записывая что-то новое. Так, не осталось практически ни одной записи “Будильника” конца 1960-х – начала 1970-х годов. На память у меня сохранилась лишь журнальная вырезка, на которой я в костюме Будильника запечатлен рядом с Надеждой Румянцевой. Говорят, что в Финляндии в телеархиве сохранились старые советские передачи, но я еще не искал.

Та же участь постигла и два телевизионных фильма, в которых я снимался. Один из них назывался “Кто спасет парня”. Это была американская драма о двух братьях, один из которых побывал на Вьетнамской войне. Братьев играли Юрий и Виталий Соломины. Я играл сына Юрия Мефодьевича, а роль моей мамы досталась актрисе Малого театра красавице Нелли Корниенко. Помню, что для съемок принес из дома пустые коробки из-под кока-колы, потому что среди реквизита не нашлось ничего подходящего для воссоздания быта американской семьи.

По сюжету у моего героя было очень неблагозвучное имя – Джо Пик. Я заупрямился и попросил режиссера переименовать моего персонажа, мотивируя тем, что по-русски “Джо Пик” звучит как “жопик”. Совершенно не хотелось, чтобы это прозвище ко мне приклеилось. Режиссер пошел навстречу, и меня стали называть Джим Пик.

Действие фильма происходило под Рождество. Я лежал на полу и играл с американской железной дорогой. Красавица Нелли Корниенко наряжала елку. Неожиданно хрупкая игрушка выскользнула из ее рук и вдребезги разбилась. Осколки лежали аккурат на том месте, куда мне по сюжету предстояло опуститься голыми коленками.

– Не садись, там осколки, – шепнула мне моя киномама.

Однако в то время пленку экономили, лишних дублей не делали, и я, чтобы не загубить кадр, бесстрашно опустился прямо на битое стекло и, конечно, порезался. Но дубль был спасен!

Впоследствии я встретился с Юрием Соломиным в Париже, в Лувре. Я подошел к нему, поздоровался, представился, напомнил, что играл однажды его сына. Как же Соломин перепугался! Еще бы! Советский Союз еще не развалился, у власти стоял Черненко. Юрий Мефодьевич в составе труппы Малого театра выехал на гастроли в Париж, рядом наверняка паслись сопровождающие сотрудники КГБ, и вдруг появляется какой-то парень и утверждает, что вместе снимались.

Соломин вытаращил глаза и воскликнул:

– Вы меня с кем-то перепутали! Я нигде не снимался!

А я подумал: “Как странно. Соломин – и нигде не снимался”.

Вспоминаю другой телеспектакль, в съемках которого я принимал участие, – назывался он “Скорпионовы ягоды”. Главную роль в нем исполняла “великая старуха” Малого театра Елена Гоголева. Дело происходило в какой-то деревне. Я появлялся в сцене свадьбы, во время которой Елена Николаевна зычным голосом пела: “Хасбулат удалой, бедна сакля твоя”. Над верхней губой у Гоголевой росли усы. Я смотрел на нее в изумлении. В этом же телеспектакле играла и моя мама.