Бёрк все еще целился в чиновника из «Пустынного орла», но тот даже не следил за пистолетом. Вместо этого он уставился сквозь ветровое стекло «Бронко» на существо, которое пыталось выбраться из машины.

Итан сказал в мегафон:

– Я хочу рассказать вам сказку. Однажды, давным-давно, был город под названием Заплутавшие Сосны. Это был последний город на земле, и люди, которые в нем жили, были последними из своей расы.

Он больше не слышал звяканья цепи.

Абер вырвался и вскарабкался на переднее сиденье.

– Их законсервировали на две тысячи лет в своего рода капсуле времени. Только они об этом не знали. Их держали в неведении. В страхе. Иногда с помощью силы. Их подвели к вере в то, что они мертвы или спят.

Абер пытался прорваться сквозь ветровое стекло.

– Некоторые из жителей, такие как Кейт и Гарольд Бэллинджеры, в глубине души знали: что-то очень не так. Знали, что все это не по-настоящему. Другие же предпочли поверить в ложь. Они приспособились и жили паиньками. Извлекали лучшее из хреновейшей ситуации и пытались просто жить своей жизнью. Но это была не жизнь. Это была всего лишь красивая тюрьма, управляемая психопатом.

Большой кусок ветрового стекла вылетел и ударился о капот.

– А потом однажды в городе проснулся человек по имени Итан Бёрк. Он не знал этого, жители Заплутавших Сосен не знали этого, и извращенный подонок, который построил город, наверняка не знал этого, блин, но Бёрк пришел в себя, чтобы снять пелену с глаз людей. Показать им правду. Дать им шанс снова жить, как настоящие люди. Вот почему я сейчас стою здесь. Так скажите мне: вы хотите знать правду?

Абер под ним задыхался, неистово атакуя стекло.

– Или вы хотите и дальше жить во тьме?

Абер просунул голову в дыру.

Рычащий.

Яростный.

– Сейчас на две тысячи лет больше, чем вы думаете, – сказал Итан, – и наш род выродился в монстров, один из которых находится внутри моей машины.

Он показал пистолетом на голову абера.

Голова исчезла.

Наступило долгое мгновение тишины.

Люди просто таращились.

С отвисшими челюстями.

Затаив дыхание.

Абер прорвался сквозь ветровое стекло, царапнув когтями по металлу капота, и врезался в чиновника, стоящего на бампере, прежде чем тот успел хотя бы подумать о том, чтобы поднять мачете.

Итан прицелился в затылок абера и выстрелил. Тот обмяк, а человек под ним бился и вопил, пока двое мужчин, переодетых в женщин, не помогли стащить с него тварь.

Чиновник сел, залитый кровью, с изорванными предплечьями – кожа висела клочьями в тех местах, которыми он пытался защитить лицо.

Но он был жив.

– Вам все это не по силам? – спросил Итан. – Хотите вернуться к убийству себе подобных? Или хотите сейчас пойти вместе со мною в театр? Я знаю, что у вас есть вопросы. Что ж, у меня есть ответы. Я встречусь с вами там через десять минут, и клянусь богом, если кто-нибудь попробует хоть пальцем тронуть Кейт и Гарольда, я пристрелю такого человека на месте.

Итан снял головной убор, сбросил плащ. Спрыгнул на капот, а оттуда шагнул на мостовую. Толпа расступилась, оставив для него широкое, почтительное пространство. Он все еще держал «Пустынного орла», и кровь его жарко кипела, требуя драки.

Оттолкнув в сторону одного из чиновников, Бёрк шагнул в круг.

Гарольд в пижаме сидел на мостовой, двое чиновников все еще держали Кейт.

Итан прицелился в того, который был справа.

– Ты слышал, что я только что сказал?

Тот кивнул.

– Тогда почему ты все еще прикасаешься к ней?

Чиновники выпустили Кейт. Она осела на тротуар.

Итан подбежал к ней, опустился на колени, снял свою парку и накинул ей на плечи.

Кейт подняла на него глаза.

– Я думала, что ты…

– Знаю. Прости. Прости, пожалуйста. Другого способа не было.

Гарольд не сознавал, что происходит, – сейчас он был где-то в другом мире.

Итан поднял Кейт на руках.

– Где болит?

– Только колено и глаз. Я в порядке.

– Давай подлатаем тебя.

– После, – сказала она.

– После чего?

– После того, как ты нам все расскажешь.

Итан повел весь город в театр.

Убитого абера положили на сцену, чтобы все могли его видеть.

Все стулья в здании были заняты, люди толпились в проходах и сидели на краю сцены.

Итан посмотрел на свою семью, сидящую в первом ряду, но не мог выбросить из головы Пилчера. Как тот поступит? Может, в эту самую минуту он посылает своих людей в город? Набросится ли он на Итана? На Терезу и Бена? На весь город?

Нет. Новостей не дождешься. И, несмотря ни на что, сколько раз Итан слышал, как Пилчер, упоминая о городе, говорил «мои люди»!

Ведь в конце-то концов они были самым ценным его имуществом. Он мог мстить Итану, но теперь жители Заплутавших Сосен знали правду, и этого уже не изменить.

Кто-то включил осветительную лампу.

Итан шагнул в ее луч.

Теперь он не видел лиц. Только резкий голубоватый свет, сияющий из глубины театра.

Он рассказал им все.

Как их похитили, законсервировали и заперли в этом городе.

Как возникли аберрации.

О Пилчере и его узком кружке в горе.

Несколько человек вышли, не в силах слышать правду или не поверив в нее.

Но большинство остались.

Итан чувствовал, как настроение собравшихся в зале изменилось от недоверия к грусти, а потом – к гневу, когда он рассказал, как Пилчер снимал на видео и тщательно изучал каждый их личный момент.

Когда он рассказал о микрочипах, одна женщина вскочила, вскинула кулак и закричала туда, где, как она поняла, в потолке спрятана камера:

– Иди сюда! Ты наблюдаешь за этим? Иди и ответь за свои поступки, сукин ты сын!

И словно в ответ, огни в театре стали меркнуть.

Зато включился проектор в задней части комнаты и послал изображение на перламутровый киноэкран позади Итана.

Тот повернулся, посмотрел на тяжелый белый винил – и тут на нем появился Дэвид Пилчер. Он сидел за своим столом в позе, смутно напоминающей обращение президента – предплечья на столешнице, пальцы переплетены.

В театре воцарилась тишина.

– Итан, не могли бы вы отойти в сторонку и позволить мне сказать словцо? – спросил Пилчер.