тексты. Рассказ о гордыне Навуходоносора напоминает гордость Антиоха Епифана, являющуюся центральным мотивом 8 и 11 глав книги Даниила. Обращение Навуходоносора в животное, его пребывание с дикими зверьми и последующее возвращение в человеческий облик напоминает нам динамику 7 главы книги Даниила, рисующей шествие чудовищных животных, сменяющееся явлением человеческой фигуры. Приговор небесного суда, вынесенный четвертому зверю, аналогичен приговору стражей и святых, лишающих царства Навуходоносора. Пространные доксологии в начале послания Навуходоносора, прославляющие Бога как обладателя вечного царства, очевидным образом имеют параллели с характеристиками царства, данного Богом Сыну Человеческому и святым Всевышнего. Даже срок безумия Навуходоносора, охарактеризованный как семь времен, может быть каким-то образом связан с периодом господства «малого рога», определенном как «время, времена и полувремя». Наконец, общая мораль четвертой главы книги Даниила, утверждающая верховный суверенитет Бога над временной властью языческих империй, может быть названа главной темой всей книги Даниила.

Все эти указания являются не только чисто литературными наблюдениями, но имеют прямое отношение к тому, каким образом мы должны толковать четвертую главу книги Даниила. Если мы видим во второй, седьмой, восьмой и одиннадцатой главах не просто истории о гордыне, падении языческих царей и возвышении слабых и смиренных, но и пророческие указания на эпохальные исторические события, то почему мы должны делать исключение для четвертой главы, понимая ее только как своего рода притчу? И если древние комментаторы еще могли говорить об этом рассказе как о пересказе реальной истории, произошедшей с царем Навуходоносором, то в настоящее время легендарный характер этого повествования вполне очевиден. По этой причине мы попробуем увидеть в четвертой главе книги Даниила предвидение фундаментальных событий мировой истории, проверив эту версию хронологическими расчетами.

Прежде, чем перейти к толкованию четвертой главы книги Даниила, мы должны обратить внимание на ее структуру. Она включает в себя изложение сна царя и последующий рассказ о его исполнении. Очевидно, что мы можем толковать в качестве изложения будущих событий мировой истории как сон царя Навуходоносора, так и саму историю, произошедшую с царем. Браун и вслед за ним Барбур и Рассел сосредоточили свое внимание на второй альтернативе, истолковав рассказ о безумии Навуходоносора как своего рода притчу об истории человечества. Не отвергая этого подхода, мы предлагаем другой вариант – последовательно рассмотреть сначала сон Навуходоносора, а затем историю царя, описанную в четвертой главе книги Даниила, дав им историцистское толкование.

Как мы уже писали выше, в своем сне Навуходоносор увидел удивительное дерево, распространявшееся по всей земле. Затем оно было срублено, но его корень сохранен для того, чтобы вновь воскреснуть к жизни по истечении семи времен. В толковании эта образность применяется к самому Навуходоносору, но это приурочивание вполне может быть поздним переосмыслением указанной образности. Образ мирового древа отсутствует во всей литературе, порожденной пребыванием Набонида в Тейме, – его нет ни в надписях самого Набонида, ни в Вавилонском памфлете о Набониде, ни в кумранской молитве Набонида, ни в рассказе Мега-сфена о пророчестве Навуходоносора. Образность, возникающая в сне царя, некоторым образом уникальна для этой традиции: несмотря на то, что Набонид считал себя провидцем и получателем вещих снов, он ничего не упоминает о видении им мирового древа. Примечательно и то, что образ величественного дерева, скорее всего восходящий к книге Иезекииля, в данном случае также кардинально переосмыслен – если Иезекииль говорит о нисхождении символизирующего Ассирию дерева в шеол, то автор книги Даниила предрекает сохранение корня дерева, который должен вернуться к жизни по истечении семи времен. Эта оптимистическая направленность пророчества позволяет нам предположить, что его смысл может относиться не только к языческому вавилонскому царю.

Вполне возможно, что изначально мировое древо символизировало иудейское царство и династию Давида. Великое древо традиционно было символом царской власти в ближневосточной мифопоэтической традиции[423]. Соотнесение дерева и царства в древнееврейской литературе является еще более распространенным приемом, чем соотнесение дерева и царя. В 31 главе книги Иезекииля величественному дереву уподобляется Ассирия; в 17 и 31 главах этого сочинения прочие страны также уподобляются деревьям.

В видении, фрагменты которого сохранились в Кумране, четыре дерева символизируют четыре мировые империи[424]. Еще более интересны примеры, где Израиль уподобляется дереву. В 17 главе книги Иезекииля приводится пространная аллегория. Налетевший на Ливан орел «схватил вершину кедра, верхушку кроны его сорвал. И отнес ее в страну торгашей, в городе купцов оставил»[425] (Иез 17, 3–4).

Здесь пророк говорит об иудейской элите, в 597 году до н.э. депортированной в Вавилон (Иез 17, 12). Затем Господь обещает возвращение пленникам из Вавилона и восстановление иудейского государства: «Так говорит Господь Бог: и возьму я с вершины высокого кедра, и посажу; с верхних побегов его оторву нежную отрасль и посажу на высокой и величественной горе. На высокой горе Израиле-вой посажу его, и пустит ветви, и принесет плод, и сделается величественным кедром, и будут обитать под ним всякие птицы, всякие пернатые будут обитать в тени его ветвей» (Иез 17, 22–23).

Еще более близкие образы мы находим в книге Исаии. Так, пророк уподобляет остаток Израиля после ассирийского нашествия срубленному дереву: «И удалит Господь людей и великое запустение будет на этой земле. И если еще останется десятая часть на ней и возвратится, и она опять будет разорена; но как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, остается корень их, так святое семя будет корнем ее» (Ис 6, 12–13). Эта картина повторяется в 10 главе книги Исаии, где ассирийское нашествие сравнивается с вырубкой леса: «Вот, Господь, Господь Саваоф, страшною силою сорвет ветви дерев, и величающиеся ростом будут срублены, высокие повержены на землю. И посечет чащу леса железом, и Ливан падет от Всемогущего» (Ис 10, 33–34). Однако пророк снова говорит о том, что корень, символизирующий Израиль, уцелеет, и именно из него произойдет Мессия: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня ее» (Ис 11, 1). Вся эта символика очень напоминает образность Дан 4, где корень величественного дерева также оказывается хранителем его жизни, способным к дальнейшему росту и расцвету. Применение этой образности к легендарной истории языческого царя (Набонида или Навуходоносора) в данном случае может быть вторичным – вполне вероятно, что весь сюжет изначально был притчей, напоминающей аллегорические притчи пророка Иезекииля, и первоначально относился к Израилю, который должен быть наказан за свое отступление от Бога, чтобы после своего покаяния возродиться к новой жизни. Эта версия любопытным образом соотносится со сходством обозначения сроков, фигурирующих в Дан 4 и Дан 7: «семь времен» корень дерева будет