– Конечно, могу.

– Итак, когда записать тебя на прием?

Сложность в том, что, даже когда Изабель пытается быть милой, это выглядит так, словно она тобой командует.

– Изабель, в этом нет необходимости.

– Но мне хочется сделать это для тебя. Давай назовем это моей заботой.

Я смеюсь:

– Вот что такое забота обо мне сейчас? Визит к гинекологу.

– А потом я приглашу тебя на чай в «Кларидж». Ну, давай!

– Это очень щедро с твой стороны, но, если честно, мне спокойней в моей больнице, – говорю я.

На самом деле нет, но я действительно не хочу посещать дорогого специалиста с Харли-стрит, который станет настаивать на всевозможных тестах, таких как амниоцентез. Доктор Маккензи предлагал мне его, но я решительно отказалась. С доктором нетрудно сладить. А вот гинеколог от Изабель наверняка сумела бы настоять на своем (в конце концов, ей за это платят). Так что, хотя я знаю, что намерения у Изабель самые лучшие, это не то, чего я хочу.

– Серьезно? Всего лишь одна маленькая встреча. А потом чай. В «Кларидже». С вкусняшками!

– Я слежу за своей талией, помнишь? Твой совет.

– О, ради всего святого, Дженнифер. Почему с тобой так сложно? Почему ты не разрешаешь мне поучаствовать?

Я смотрю на трубку телефона.

– Вот чего ты хочешь? Участвовать?

– Конечно!

– Почему же ты не сказала?

– Сейчас говорю.

Я улыбаюсь:

– Мне это нравится. Но пойми, участие еще не значит Харли-стрит. Скорее это значит приехать в Хэмпстед и поругаться с государственной системой здравоохранения.

– Из-за тебя я кажусь каким-то снобом. Но я не сноб. Мы все знаем, что госсистема находится в дерьме, и даже Брекзит ее не спасет.

– Отлично. Тогда забудь об этом.

– Ладно. Я приеду в Хэмпстед.

Я смеюсь в голос:

– Прекрасно. Пойдем со мной на УЗИ в двадцать недель, но будь готова к долгому ожиданию. Скорость не их конек.

– Ты собираешься ждать УЗИ до двадцати недель?

– Да.

– Реально?

– Изабель! Ты хотела принять участие или всем рулить?

– Хорошо. Принято. Дай мне знать, когда придет время, и я тебя отвезу. И принесу тебе электронную книгу.

Я снова вышла на работу. Пока на полный рабочий день, а затем на трехдневную неделю после моего отпуска по беременности и родам.

Это хорошее соглашение.

Возвращаясь в свой офис в первый раз, я чувствовала себя очень странно. Все как будто даже пахло по-другому.

Снова привыкнуть к месту мне помогли фотографии, в том числе селфи с Изабель и семьей с Рождества в новой рамке, пачка мятных леденцов и упаковка моих любимых ручек. А еще маркеры, мой степлер, линейка, которой я никогда не пользовалась, но таскаю с собой со школы, и маленькое сочное растение, которое кажется бессмертным.

Все эти штуки снова делают мой стол моим. Я медленно возвращаюсь в ритм моей прежней рутины, радуясь, что рядом моя команда. Они все пришли в мой первый день после такого долгого перерыва и поздравили с беременностью, не спрашивая, не в этом ли была причина моего отсутствия.

Быть в окружении людей, ходить на собрания, заниматься подбором персонала, переадресацией должностных инструкций и справляться со всеми другими обычными занятиями отдела кадров – как это для меня хорошо и привычно!

Все это не дает мне слишком зацикливаться на себе. Но, не стану скрывать, иногда по вечерам мне бывает довольно одиноко. Наверно, так и будет, пока у меня не появится ребенок, требующий безраздельного внимания, когда не останется и секунды на лишние мысли.

И еще я напоминаю себе, что могла бы чувствовать себя так же одиноко и в отношениях, когда кто-нибудь сидел бы рядом. Да, мне все еще приходится себе об этом напоминать. И рациональный подход не всегда помогает.

Если мне очень хочется себя помучить, я начинаю задумываться: встречу ли когда-нибудь подходящего мужчину, учитывая, что вероятность того, что мужчина усыновит чужого ребенка, не так велика.

По какой-то причине субботние вечера хуже всего. Вот тогда я достаю плитку орехового шоколада, которую заранее прячу в тайнике, будто в надежде забыть, куда ее положила. Однако на это никаких шансов. Просто иногда требуется нарушить одну из своих десяти заповедей и простить себя за это. И сегодняшним вечером я как раз тянусь за шоколадкой, когда звонит телефон. Это Оливия. В эти выходные она тоже была одна. Дэн отправился на мальчишник. Я приглашала ее в гости, но она думала, что небесполезно будет доказать себе, что она и одна умеет неплохо проводить время, как настоящая независимая личность.

– Ты занята? – спрашивает Оливия.

– Очень! Как раз тренирую свой таз. Хотя, на самом деле собираюсь съесть шоколадку.

– А ты не могла бы уделить мне часок, если я приду в гости?

– Конечно. Могу даже разделить с тобой шоколад, если ты проголодалась.

Мальчишник Дэна проходит на Ибице. И Оливии думать об этом невыносимо. Восемь парней средних лет вырвались на остров для вечеринок!

Я же со своей стороны предлагала Оливии устроить девичник, но она категорически отказалась:

«Не хочу никаких розовых ковбойских шляп или футболок с надписью «Девичник Лив», – она закатила глаза. – И, положа руку на сердце, я бы никогда не поручила тебе заказывать стриптизера».

«Ты так об этом рассказала, что меня замутило».

В общем, никакого девичника для Оливии не предусматривалось, и я не могу сказать, что была этим разочарована.

Теперь же я открываю дверь перед ее бледным лицом.

– О, Лив! Ты чувствуешь себя одиноко?

Она игнорирует мой вопрос и проходит мимо меня на кухню, выуживая бутылку вина из своей сумки.

– Ты выпьешь или будешь пай-девочкой?

Как будто мы вернулись к тому моменту, когда я рассказала ей о своем «озисе». Кажется, это было целую жизнь назад, и все же от этого горького воспоминания у меня екает в животе.

Я сглатываю слюну.

– Ты в порядке?

– Нет, – резко отвечает она. – Так ты ко мне присоединишься или нет?

– Ух ты, ты меня пугаешь. Ладно, тогда совсем чуть-чуть. Просто чтобы составить тебе компанию.

– Спасибо, – говорит Оливия. – Я уже достаточно выпила одна. Это невесело.

– Как давно он уехал? Два дня назад?

– Это не важно. – Оливия разливает вино. Ее лицо напряжено. Я понимаю, что она недавно плакала и вот-вот снова заплачет. – Давай сядем, – просит она, и я прохожу за ней в гостиную.