Введение высшего принципа в сфере морали не избавляет нас от проблемы зла во Вселенной; напротив, эта проблема драматически усиливается. В результате в учении Заратустры появляется концепция злого духа, которая сразу же занимает очень существенное место, поскольку именно борьба злого духа с добрыми силами составляет самую суть жизни во Вселенной. Так появляются элементы дуализма, которые получат полное развитие при позднейших дополнениях в зороастризм. В мыслях же Заратустры злой дух не мешает высшему Духу, ибо он описывается как противостояние зла и добра, подчиненных верховному принципу. Борьба зла и добра идет непрерывно с самого начала времен; но, когда человек сделает свой выбор в пользу добра, добро будет вознаграждено, а зло наказано, и добро будет вечно править миром. Такова эсхатология Заратустры:

Обратите внимание на сложность концепций, на характерную для них интеллектуальную концентрацию: этот отрывок лучше любых абстрактных рассуждений показывает глубокую разницу между ментальностью зороастризма и тем, что мы наблюдали в остальных регионах Древнего Востока. Решение проблемы зла связано с позицией Заратустры по отношению к верованиям иранского язычества. Он отрицает языческих богов, или, скорее, трансформирует их в демонов, существующих параллельно с добрыми духами, закладывая при этом, заметим в скобках, основу для будущего дуализма. В то же время он выступает против иранского культа, против кровавых ритуалов и употребления опьяняющей хаомы. Остается лишь один элемент предыдущего периода: поклонение священному огню. Но об этом говорят лишь редкие намеки, в которых огонь характерно одушевляется. Говорит Заратустра:

Следует упомянуть и о мире, в котором проповедовал Заратустра, – не столько чтобы рассказать, в какой обстановке появилось его учение, но чтобы разобраться с одним из существенных его мотивов, с социальным фактором. Заратустра проповедует среди пастухов, не кочевых, но живущих на своих пастбищах. Частое упоминание быка и необходимости защищать его от грабителей, – а еще больше персонификация его души, – делает это животное символом жизни и труда. Получается, что идеал реформатора – не перестройка общества, а, наоборот, его гармоничная консервация.

Одна очень известная гата начинается со странной жалобы бычьей души:

В другом месте бык превозносится как источник изобилия, созданный и взращенный верховным богом и его помощниками:

В целом религия Заратустры чрезвычайно проста в своей конструкции и составляющих ее элементах; это верно не только в позитивном смысле, в отношении природы учения, но и в отрицательном смысле, в плане отказа от – или, по крайней мере, отсутствия – множества факторов, которые до сих пор мы всегда находили в восточных религиях. Так, в зороастризме нет мифологии; есть лишь слабые следы богослужебных ритуалов и форм; нет магии и гаданий, которые чаще всего сопровождают религиозную практику; наконец, нет особого религиозного класса, жречества.

После смерти Заратустры эта ситуация в определенной мере меняется. Учение претерпевает глубокие изменения, реакционные по природе, следы которых можно видеть в остальной части Авесты. Вновь появляются языческое наследие и простонародные верования, монотеизм трансформируется и подменяется; в конце концов от него, по существу, отказываются. Скорее всего, ведущая роль в таком развитии событий принадлежит жречеству, «магам»; некоторые считают, что первоначально это было отдельное племя, другие, с большим основанием, ведут их происхождение от некоего религиозного сообщества.

После смерти Заратустры его учение претерпело следующие изменения. Во-первых, монотеизм сменился дуализмом; добрый дух был отождествлен с Ахурамаздой, который таким образом превратился в противника злого духа Ахримана, могущество которого в жизни Вселенной едва ли уступает могуществу самого Ахурамазды. Во-вторых, сущности, связанные с обеими сторонами вечного конфликта, с добром и злом, увеличились числом, вобрали в себя представителей древнего язычества и в конце концов превратились в независимые божества в полном смысле этого слова. Так, в лагере добра мы встречаем древнего арийского бога Митру и богиню плодородия Анахиту, возникшую под сильным влиянием месопотамской Иштар; в лагере зла объявился Индра, еще один бог древнеиранского пантеона. На определенном этапе на этот дуализм наблюдается интересная реакция, но, к сожалению, у нас слишком мало информации о ней; речь идет о зурванизме – движении, в котором оба верховных принципа, зло и добро, выводятся из одного и того же элемента, времени. Это скорее философское, нежели религиозное решение, отражающее стремление к единству, которое с развитием зороастризма вновь оказалось неудовлетворенным.