«Когда Кир в 539 г. до н. э. вошел в Вавилон, мир был стар. Что еще более существенно, он сознавал свою древность».

Такими словами начинает А. Ольмстед свою «Историю Персидской империи». Тщательная формулировка помогает понять тот культ древности, что охватил, похоже, весь Вавилон в последний период его существования. История Древнего Востока приближалась к концу. Тем не менее, по странной закономерности, именно накануне последнего кризиса она достигла максимальной широты, единства и мощи. До самых границ и дальше, от Индии до Ливии, была построена единая империя, в которую входили разные народы; и синтез, возникавший иногда под властью Ассирии, сделался теперь стабильным, чему очень способствовала просвещенная политика либерализма и терпимости. Это вселенская монархия, царство «четырех концов земли» – концепция, возникшая сперва как воля к власти, а теперь воплотившаяся на практике. Только запад остается вне пределов слияния; следовательно, возникают условия для неизбежного и решительного столкновения.

Главные действующие лица этой новой фазы истории – индоевропейцы, которые, конечно, давно присутствовали на Иранском нагорье, но только в 1-м тысячелетии до н. э. сформировали мощные политические организмы, которые тут же очень энергично устремились вовне. Это вторая волна индоевропейского проникновения в регионы Древнего Востока, и это последняя этническая сила, которая подстегнула здесь ход истории.

Периферия берет верх и одолевает центр. Великие долинные цивилизации истощены, у них за плечами тысячи лет истории, они обескровлены кризисами, которые раз за разом сотрясают их дряхлеющие организмы. Катализаторы истории, народы гор и пустынь, тоже исчерпали свою полезность, – их роль закончилась в тот самый момент, когда цель была достигнута и отдельные независимые государства перестали существовать.

Сдвиг центра тяготения расширил границы истории и поставил перед ней новые задачи: открылись дороги на Средний и Дальний Восток, тогда как на другом конце империи, на западе, границы скрещиваются в жизненно важной точке, на Босфоре. Еще до военного кризиса Древний Восток исчезает, как исчезают географические границы, которые выделяют его и определяют его историю.

Но конец древне-восточной цивилизации особенно различим в кризисе мировоззренческом; по всем швам трещит концепция окружающего мира, Вселенной. Израиль уже пробил в ней глубокую брешь – показал, что божественное можно отделить от человеческого и природного и объявить независимой моральной силой, преодолевающей политические границы. Теперь Иран, отдаленный во времени и пространстве, вносит еще один раскол, хоть и отличный по структуре; он утверждает моральные нормы, способные преодолеть не только политические, но и национальные ограничения.

В качестве доказательства мы увидим, как религия Заратустры распространяется независимо от развития и формирования Персидской империи. Именно поэтому связь между двумя путями иранской цивилизации – политическим и религиозным – становится проблемой; тем не менее ясно, что Древний Восток уже способен породить мировоззрение, никак не обусловленное существованием государств или народов. Это его величайшее достижение, и в то же время это начало его поражения и конца.

Пролог к новой главе истории – империя мидийцев, племени иранского происхождения, находящегося в близком родстве с персами. В VII в. до н. э. мидийцы образовали мощное государство; под началом царя Киаксара (Увахшатра) они одолели Ассирию, проникли в Армению и Анатолию и были остановлены на реке Галис сопротивлением лидийцев. Мидийская империя оказалась короткоживущей и просуществовала очень недолго. В середине следующего столетия персы под предводительством Кира сбросили мидийское ярмо, взяли власть и начали собственную экспансию.

Кир, основатель династии Ахеменидов, – величайший завоеватель в истории Древнего Востока. За одиннадцать лет он сумел, с одной стороны, проникнуть в сердце Индии, а с другой – оккупировать Анатолию и Вавилон со всеми их землями до самых границ Египта.

Так возникла величайшая из древне-восточных империй. Почему ей уготован был такой поразительный успех? Несомненно, отчасти дело в молодой энергии новых завоевателей и тех кризисах, которые в это время переживали (или не переживали) древние империи. Хеттская империя пала, Ассирийская пала, Египетская сжалась до размеров собственно Египта, Вавилонская подорвана внутренними беспорядками. Но ясно, что такая обширная империя, включавшая в себя самые разные народы и культуры, не могла выжить и победить без собственной политической формулы – без системы, способной примирить старое и новое, успокоить сопротивление и конфликты, взлелеять и усилить тенденции к объединению. В самом деле, величайшее достижение Кира – именно в этом. Он умел везде уважать местные традиции и даже приспосабливаться к ним. Более того, обладая собственными взглядами на историю, он везде представляется законным преемником местных династий, которые не смогли утвердиться на своем месте из-за недостатков их представителей; он берет существующие механизмы и использует их как есть, без всякой модификации; он уважает чужих богов и делает их своими. Несомненно, кое-что из этого можно назвать пропагандой и приспособленчеством; но утверждение морального принципа, возведение терпимости в систему, стремление к сосуществованию вне рамок политической необходимости, – все это свидетельствует о его бесспорно высоком этическом уровне и либеральности. Дело у него не расходилось со словом, практика – с теорией.

Возможно, лучше всего проиллюстрировать эти замечания памятной надписью, в которой излагается история завоевания Вавилона. Пользуясь языком завоеванной страны, Кир утверждает, что ее собственный бог Мардук, забытый местным царем Набонидом, избрал его, Кира, и послал его восстановить истинную веру:

Сын Кира Камбиз (528–522 до н. э.) еще расширил завоевания на запад: он оккупировал Египет, проник в Нубию и Эфиопию. Эти события имеют огромное историческое значение: с исчезновением самой независимой части Древний Восток достигает общего единства.