Воспоминание о недавнем прошлом прервал настойчивый писк планшета.

Она открыла крышку чехла. Пришло сообщение с портала, на который Хэл была уже давно подписана. Сегодня все крупные корпорации Полиса обнародовали свои доходы за прошлый год. «ЗЕВС», «Эгла», «Деметра-групп» — производитель и поставщик сельскохозяйственной продукции, ПолисСтрой, «Центр сновидений» и все остальные отчитывались перед гражданами Полиса о том, сколько прибыли они получили, и желали знать, на развитие каких отраслей социальной и экономической жизни эту прибыль необходимо потратить. Образование, наука, здравоохранение, социальное обеспечение, транспорт, строительство, связь, общественное питание… Длинные цветные полосы диаграмм, показывающие процентное соотношение голосов граждан, ползли под каждым пунктом из нескольких десятков наименований.

Хэл знала, что уже в следующем году сможет участвовать в голосовании. «Возраст сексуального согласия наступает раньше возраста политической активности», — усмехнулась про себя девушка. И пока она могла лишь следить за быстро движущимися линиями графиков.

Голосование только началось, но уже стало ясно: лидирует транспорт. «Что неудивительно после крушения „Либа“», — подумала она. Следом шла биоинженерия. Затем — здравоохранение. И четвертым пунктом с небольшим отрывом — деятельность центра сновидений.

«Что не может не радовать», — подытожила Хэл, захлопывая крышку планшета. Пока население готово платить за сны, то есть поддерживать сновидящих, есть шанс, что дэймосы будут под контролем.

Мысли о темных сновидящих снова вызвали в памяти таинственный, пугающий дом и его хозяина.

Хэл посмотрела в окно.

«Нот» мчался по узкой прибрежной полосе. За окном плескалось море. Огромный искусственный водоем. Совместное творение инженеров, строителей, океанологов, биологов. Здесь были настоящие волны, побережье с мелкой галькой, а воздух пах солью и водорослями.

Хэл приезжала сюда с родителями в детстве. Плавала, ныряла, рассматривала рыб, шныряющих в водорослях. Хотя, быть может, этого и не происходило в реальности, вполне возможно, ей все приснилось. Она перепутала сон и явь. Так уже случалось. Раз или два. Есть вероятность, что сейчас ей тоже грезится поезд, в котором она едет сквозь Полис, сквозь время… девушка тряхнула головой, потерла глаза.

Мэтт упоминал, если сновидящий не развивает свои способности, это может закончиться проблемами. Поэтому хватит экспериментов.

«Мне нужны все трое, — подумала девушка. — Учитель, его дом и мой дар. Пора признать это».

Хэл в полной мере почувствовала, что значит, когда никому из близких нельзя сказать правду. Эта правда жгла ей язык, расталкивала все остальные мысли, заполняя запретным знанием голову. Если она расскажет, ее будут опасаться или жалеть, делать вид, будто ничего не изменилось, ощущение мучительной неловкости станет только усиливаться день ото дня. И лучше не станет.

Как ей не хватало человека, которому можно говорить правду. Вернее, ничего не говорить — он все знает сам. Не хитрить, не умалчивать, не избегать ответов. Быть собой. Как важно быть собой…

Герард позвонил, когда я вытаскивал из дома двадцатичетырехкилограммовый лодочный мотор. В центре двора, на усыпанной желтыми иглами земле стояла пятидесятилитровая ржавая железная бочка, наполненная водой. К ней я и тащил древнего монстра — еще одного доставшегося в наследство от Феликса. Учитель умел прекрасно обращаться с ним. Мотор послушно рокотал в его руках, укрепленный на транце лодки, или ласково мурлыкал на низких оборотах. Мне предстояло только начать укрощать его.

— Жив? — коротко поинтересовался оракул, когда я ответил, прижимая коммуникатор к уху, одновременно удерживая тяжелый металлический корпус на плече.

— Вроде да.

— А дышишь так, словно только что из драки выполз.

Я медленно опустил подводную часть мотора в бочку. Закрепил его на краю, надежно закрутив струбцины, и только после этого спросил:

— Ну?

— Я перешлю тебе информацию, — отозвался Герард серьезно. — Изучи.

— Что-то важное?

— Я был в шахтах Полиса. Увидел много интересного. Хочу, чтобы ты посмотрел, вдруг опознаешь что-нибудь.

— Неужели я получил допуск к высшим знаниям Олимпа мира снов? Думал, меня подвергли остракизму.

— Не понимаю твоей иронии, — отозвался оракул, и голос его опасно завибрировал.

— Ладно, присылай, — поспешил сказать я, проще сразу согласиться, чем выслушивать громогласные упреки в непрофессионализме.

— Кстати, узнал кое-что про твоего погибшего борца, — сказал Герард на тон ниже, — его накачали нейротексом. Слышал о таком?

— Что-то из биоинженерии?

— Нейропротектор. Вещество, без которого не будут функционировать искусственные тела. Обычным людям придает сил, ловкости, выносливости, и убивает во сне.

В черной воде бочки отражался белый металлический кожух, которым был закрыт мотор, мой темный силуэт и далекие тучи в оконце между косматых вершин деревьев.

Мое озадаченное молчание прервал голос оракула:

— Твоей третьей жертвы пока нет в Полисе.

— И где он? — спросил я машинально.

— Вместе с группой ученых оказывает помощь в ликвидации экологической катастрофы в Бэйцзине. Мы отправили к нему пару сновидящих для охраны. На всякий случай.

«Мом бы их всех побрал!»

— Что там произошло?

— Взрывы и пожар в крупнейшем порту, — ответил Герард. — Почитай в новостях. Сгорели контейнеры с химикатами. Восемьсот тонн аммиачной селитры, пятьсот тонн нитрата калия, семьсот тонн цианида. И все это течет по городу.

— Вот так и порадуешься, что мы отделены Стеной от остального мира.

— Если остальной мир начнет травить себя в таких масштабах, она не сможет защитить нас. Поэтому наши ученые вынуждены рисковать собой, чтобы Полис не захлебнулся в их дерьме.

Я, поморщившись, отдалил коммуникатор от уха, баритон оракула гремел в негодовании, как молот Гефеста по наковальне. Наконец на заднем плане подал голос Аякс, и оракул замолчал. Теперь я слышал лишь его гневное дыхание.

— А в Баннгоке третий теракт за два дня, — сказал я, демонстрируя знание политической ситуации в мире.

Герард промолчал, никак не отреагировав на мое заявление, а затем до меня долетело тихое как вздох:

— «…Покуда юный мрамор не взойдет в заброшенных людьми каменоломнях…»

Голос, которым это было произнесено, не мог принадлежать оракулу. Бесцветный, тающий, холодный…

— Что? — спросил я невольно, ощутив ледяное дуновение, показалось вдруг, что из кухонного окна на меня смотрят давящим, прицеливающимся взглядом.