Адмирал сидел на подоконнике распахнутого окна и дразнил Фельсенбургову трехцветку, норовящую цапнуть нахала за руку. Безуспешно.

– Прошу. – Фрошер кивком указал на кресло у стены. – Так и ходите?

Добряк пожал плечами.

– Хожу. Вроде как никто не против.

– Вам воздастся. Кэналлийским. Разрешение о закупке подписал глава дома Салина, отменить его может только соберано, но такое он не отменяет. Вы любите гордиться?

– Смотря чем…

– Вы единственный дрикс, получивший такое право. Джильди собрался домой, вы успеете проскочить до штормов.

– Вот спасибо, господин адмирал! – Бешеный тоже слово держит, даже самое ерундовое, потому-то ему и везет! – Точно впору нос до небес задрать. Когда его высочество уходит, не скажете?

– Послезавтра. – Вальдес изловчился и опрокинул кошку на спину. – Ветер будет попутным.

Тут-то Юхана и накрыло. Все складывалось одно к одному – и решение фельпца, и бумага от Салины, и погода. В том, что на юге ждет немалая прибыль, Добряк тоже не сомневался, но идти в Померанцевое море было невозможно, и отнюдь не из-за карауливших «Утенка» гадостей. Добряка схватила не осторожность, а нечто, не понятное ему самому и сильное, как дюжина китов.

– Не пойду я в Фельп, – отрезал Юхан. – Сейчас не пойду.

– Любопытно. – Вальдес присвистнул и спрыгнул с подоконника. – Вы же так стремились торговать кэналлийским! Подумайте, вдруг вы найдете новое вино и назовете его «Слезы Бе-Ме»?

– Да хочу я! – взвыл шкипер. – Как вы про бумагу сказали, чуть в пляс не пустился, и вдруг – бац, понял, что нельзя.

– Боитесь?

– Это я весной боялся. И прошлой осенью, когда в штормягу со всеми не полез… Торстен его разберет, что оно такое, но пусть уж его высочество другую лоханку прихватит, вон их сколько в порту киснет. Что брать, я прикинул, а дальше его дело.

Бешеный снял кольцо, подкинул, поймал, снова подкинул. Ну, тут хоть не пропадет, а вот в море такими изумрудами играть – дурь несусветная. Ага! А фельпский фрахт вместе с принцем коту под хвост посылать – не дурь?! Если то, что Джильди заплатит, сложить с тем, что на «Верной звезде» нашлось, и пустить на кэналлийское, можно не один кораблик прикупить, а пару. Старый Канмахер – готовый шкипер, а что ему теперь на берегу делать? Без внука-то… Лёффер – не моряк, конечно, зато грамотный и надежный, его в порту посадить самое то. Три лоханки уже склада требуют, и для кэналлийского, и для седоземельских мехов – не бросать же задумку, уж больно хороша!

– Ну что, шкипер, не передумали?

«Трехцветная кошка» и еще один, пока безымянный, кораблик, качнув парусами, отправились в Закат. Клюгкатер громко вздохнул и безнадежно махнул ручищей.

– А кошку Фельсенбургу отвезете? – внезапно предложил Вальдес. – Правда, придется посуху.

Такого фортеля Юхан не ожидал, только Бешеный, похоже, не шутил. Смотрел в упор, будто в тот вечерочек на палубе своей «Твари», и играл кольцом; вроде и не глядя играл, а оно, как и тогда, никак не падало. Рука Клюгкатера сама полезла за пазуху, где скрывались «цыпочки», и вытащила флягу. Спрашивать совета змеехвосток вслух при фрошерском адмирале Добряк все же не стал. Просто щелкнул лыбящуюся красотку по отполированному до блеска пузу и твердо сказал:

– Отвезу.

Отказать сразу и Ойгену, и Валентину Ариго не мог, хотя не представлял, какой от него прок. В Борне он в последний раз был лет тридцать назад, в Васспарде не бывал вовсе, а допрашивать умел разве что пленных. Генерал обреченно подкрутил усы и отправился в бывший кабинет Гирке, которого Райнштайнер во избежание путаницы предложил называть Альт-Вельдером. Комната Жермону внезапно не понравилась, оказалось, что он не переносит дубовых панелей и тяжелых бронзовых штуковин, годящихся для швыряния в опротивевших гостей, но не для украшения жизни. Вот вид из окна открывался чудесный; спускающийся к озеру парк немного портила лишь дальняя стена замка. Уходящие в воду скалы были бы куда красивее, но замок без внешних укреплений – просто усадьба. Такая, как Гайярэ, в которую рано или поздно придется ехать, чтобы вступить во владение всем, включая фамильный склеп.

– Ты чем-то недоволен? – как мог участливо спросил Ойген. – Если тебе настолько неприятно…

– Не «настолько»… – Верхний парк был пуст, то есть какие-то люди там возились, но лиловой женской фигуры среди них не наблюдалось. – Просто я из-за здешних убийств и выходцев подумал про своих… родителей. Тревожить мертвых скверно, но от того, что мать и отец рядом, мне не по себе. Почему он за ней не пришел? После всего…

– Возможно, она приняла какие-то меры, а возможно, он не захотел возвращаться или не понял, что убит. Или обознался, как Удо Борн.

Стук в дверь отправил родительские тени назад, в Гайярэ. Ойген молчал, пришлось крикнуть «Войдите!». Женщина средних лет, с обернутыми вокруг головы косами, сделала положенный в хорошем доме книксен и вопросительно уставилась на Жермона. Расположившегося в кресле у печи Ойгена она пока не заметила.

– Господин генерал, – обеспокоенной служанка не казалась, – меня к вам послали.

– Как тебя зовут? – спросил Ариго, испытывая сильнейшее желание дружески огреть затаившегося Райнштайнера кочергой.

– Эмилия, господин генерал.

– Ты ведь из Борна? – Проклятье, о чем с ней говорить?! – Давно оттуда?

– Двенадцатый год, господин.

– А твой муж родом из Васспарда?

– Из Васспарда.

Вдаваться в подробности Эмилия не собиралась, так и стояла, глядя на хозяйского гостя неглупыми голубыми глазами. От этого взгляда и молчания Райнштайнера становилось все неуютнее. Хоть бы научили, о чем спрашивать!

– И что? – наугад выстрелил Ариго. – В Борне колдовали?

– Нет! – Женщина решительно махнула головой. – Разве нам можно?

– А кому можно? – подал голос со своего кресла теребящий какой-то шнур Райнштайнер. – Единокровной сестре хозяина? Это она учила графиню Борн?

– Ну… – служанка замялась, – откуда ж нам знать такое?

– Ты принесла собачку герцогини Придд своей хозяйке. Ты знала, для чего?

– Нет!

– Не знала?

– Я левретку эту восьмой дорогой обходила… Уж больно злая была.

– Но госпожа велела ее поймать?

– Господин барон, ничего такого она мне не велела.

– Тебя видели.

– Неправда ваша, Создателем клянусь!

– Им часто клянутся.

– Господин генерал! – Зайцы порой шарахаются от собак к охотнику, Эмилия шарахнулась к Ариго. – Господин генерал! Не колдовала я и собачку не трогала, ошибка это! Я – честная эсператистка…

– То есть уже преступница, – продолжал загонять добычу Райнштайнер. – Агарисская ересь, даже не усугубленная колдовством и предательством, подлежит наказанию.