– …постельное и столовое белье у вас не подрубают, но неужели подшивать подолы тоже запрещено?

– Так велит Кубьерта. Игла касается ткани, лишь соединяя…

Если первородная вернулась, то за кем? Смерть злобной принесла облегчение всему замку, лишь нареченный Эдуардом пил и плакал.

– Господин Проэмперадор Савиньяк… я хочу… просить вас об услуге. Мне нужно загадать желание и отдать судьбе драгоценное… Позвольте мне пойти вперед!

– Никоим образом, сударыня. Либо мы увидим сердце озера втроем, либо я воспользуюсь властью Проэмперадора и отошлю вас с полковником Приддом прочь.

– Баронесса опасается, что ненависть графини Борн к нашей семье может быть сильнее смерти. – Первородный Валентин думал о том же! – К счастью, покойная упустила время. Ее тело никуда не исчезло, как и тело графа Гирке. Тем не менее нашу прогулку лучше прервать.

– Зачем? – Проэмперадор поднес ко рту сложенные руки. – Ариго, это вы?!

– Да-а-а-а! – немедля откликнулись на крик тростники. – Со мно-о-ой гра-а-фи-и-иня!..

– Мы идем к пруду! Следуйте туда же!.. Сударыня, вы все еще хотите нас покинуть?

– Нет!

Как она глупа! Солнце – помеха не всякому злу, но мертвые его не любят, они хватаются за луну, и та зеленеет.

– Что еще хочет знать перво… Проэмперадор?

– Слишком многое даже для Кубьерты. Любопытно, куда эти двое дели барона?

– Господин Райнштайнер хотел быть у… госпожи Юлианы. – Она опять не смогла произнести слово «мать». Как легко назваться мальчиком Эженом, и как невозможно стать чужой дочерью, даже любя всем сердцем. – Овдовевшая хотела обсудить завещание любимого.

Тропа в последний раз повернула, блеснула вода. Здесь Мэллит проходила, выбирая, где свершить задуманное, но не нашла нужных камней, а берег был слишком топким.

– Графиня Борн утонула тут? – Савиньяк желал знать место и этой смерти.

– Нет, – объяснил нареченный Валентином, – это произошло по ту сторону пруда. Вы хотите пройти туда?

– Не думаю, что кто-то увидит больше Райнштайнера, а он не увидел ничего.

Никто ничего не увидел, не подумал, не нашел, все винили камни и неосторожность покойной. Роскошная, узнав о смерти, сказала, что Создатель наконец сжалился над Ирэной, а в кухнях шутили, что «Она» исполнила сразу сорок желаний. Нареченная Эмилией громко мечтала о собственном доме, в который теперь они с мужем смогут уехать, а надзирающий над кухнями вспомнил: в подвале потек один бочонок и его нужно поскорее выпить. Озерный замок радовался, радовалась и Мэллит; она ничего не боялась и ни о чем не думала, пока не послышались голоса и полковник Придд не оттеснил с края тропы Проэмперадора. Тогда гоганни вспомнила синий взгляд и шепот «ты…», но страхи исчезли при виде генерала Ариго и первородной Ирэны. Мэллит прижала ладонь к груди и улыбнулась, словно проснувшись.

– Добрый день, сударыня. – Савиньяк поцеловал руку хозяйки замка. – Встреча в зачарованных травах, ведь тростники – это травы, наверняка что-то значит. Что?

– То, что я хотела вас найти. Валентин, я просила графа Ариго сообщить графу Савиньяку одну вещь, которую сама сказать не смогла.

– В таком случае, – предложил Проэмперадор, – мы с Ариго пройдемся вокруг озера.

– Не нужно. Брату тоже надо это узнать, как и Мелхен, которая имела несчастье встречаться с Габриэлой. Генерал, прошу вас.

Так чудовищно странно Жермон еще себя не чувствовал, но он обещал помочь ставшей его небом женщине.

– Господин Проэмперадор… – Хорошо, что Савиньяк – Проэмперадор, докладывать начальству проще, чем говорить с сыном маршала Арно. – Прежде чем убить своего брата, графиня Борн совершила еще одно убийство.

– Да, – ровным голосом подтвердил Савиньяк, – графиня Борн стреляла в моего отца, но я полагал, что госпожа Ирэна от этого знания была ограждена.

– Ограждена? – неуверенно переспросила графиня. – Создатель… Граф, кто вам сказал?! Дорак? Колиньяр?

– Вот кто ничего не разглядел в ваших глубинах, так это они.

– Ирэна, – Валентин шагнул к сестре, – о том, что сделала Габриэла, рассказал я. Видимо, мы с вами опять думаем одинаково, это не может не радовать.

– О да. Вам сообщила мать?

– Я не думал, что она знает. Мне рассказал ваш супруг, когда я стал главой дома, он узнал от отца, а тот – непосредственно от графа Борна.

– Значит, – она вымученно улыбнулась и поднесла руку к виску, – мы хранили змею друг от друга. Матушке написал Борн, когда отсылал жену в Васспард.

– Отцу он сказал во время свидания в Багерлее.

– Сударыня, – прервал мучительный семейный разговор Савиньяк, – что вы подумали, узнав о гибели Юстиниана?

– Я вообще не думала… Приехал отец, и с ним один из соседей, у которого хватило простодушия остаться в замке. Занимать гостя пришлось мне, потом меня сменили двоюродные дядья, а я отправилась на поиски матушкиной левретки. Я обыскала сперва дом, потом – парк и там увидела, что ундиолы все еще цветут… Я срезала букет, хотела отнести Юстиниану, но его комнаты по приказу отца заперли, и тут я обезумела. Я колотила в дверь кулаками, кричала, требовала, чтобы меня впустили, мне чудились какие-то голоса. Крики услышал Валентин, когда он прибежал, костяшки пальцев у меня были разбиты в кровь. Валентин меня окликнул, я успела оглянуться и первый, и последний раз в жизни потеряла сознание. Оказалось, что у меня начался жар.

Вечером ко мне пришла матушка… Я принялась ей объяснять, что Гину не нашла, но найду обязательно. Мысли у меня путались, я говорила о собаке, но со стороны казалось – я клянусь найти убийцу. Мать меня оборвала; она сказала, что поиски – дело старших, а я должна при первой же возможности вернуться в Марагону и взять с собой Габриэлу. Утром мы уехали.

Сестра хотела остаться, но Эмилия умела с ней обращаться, и Габриэла все же села в карету. Я никогда не забуду этой дороги.

– Из-за графини Борн?

– Да. Не хочу об этом вспоминать.

– Думаю, скоро вы об этом забудете. Со спокойной совестью и навсегда. Из слов графини Борн следовало, что Юстиниана убила она?

– Габриэла говорила, что ее месть удалась. Именно так, «месть удалась»… Сперва я старалась ее понять, потом – не слушать. За Гюнне я пересела на верховую лошадь, оставив Габриэлу на попечение Эмилии. Вечером сестра меня прокляла.

– За что?

– Она была безумна.

– Но о том, что она дважды убийца, вы тогда еще не думали?

– Нет. Через несколько месяцев Альт-Вельдер навестили родители, тогда я видела их в последний раз. Я спросила, долго ли сестра будет на моем попечении, и призналась, что с ней очень тяжело. Тогда матушка сказала, что положение нашей семьи после смерти Юстиниана очень усложнилось. Габриэла, если ее услышит кто-либо посторонний, может причинить непоправимый вред, поэтому мне придется окончательно покинуть двор и остаться с сестрой, они же с отцом постараются создать впечатление, что графиня Борн все еще в Васспарде. Я стала возражать, и мать рассказала про графа Савиньяка. Если бы это раскрылось, самое малое, что угрожало отцу, – отставка.