– Он не притворяется, – девушку окутало чем-то колюче-шерстяным, просторным и теплым. – Он мертв.

– А? – Бланка де Транкавель рывком села, взвыла от полоснувшей внизу живота острой боли и уставилась на Франческо, стоявшего рядом с ней на коленях. – Что ты говоришь?

– Говорю, я убил его, – акцент Франческо сделался совершенно невыносимым, однако Бланка отлично понимала каждое слово. – Я не знал, как иначе его остановить.

Девушка медленно повернула голову. Рамон лежал шагах в двух от нее, из затылка наследника Бешеного Семейства торчала короткая деревянная рукоять кинжала. Бланка икнула, поплотнее заворачиваясь в наброшенный плащ, и прислушалась к себе. В душе не появилось ни горечи, ни сожаления – убитый никак не мог быть ее старшим братом. Это кто-то из разбойников, напавший на нее и получивший по заслугам. Небо послало ей ангела-хранителя, и она должна поскорее забыть те безумные слова, что слышала от Рамона. Это говорил не ее любимый старший брат, а тьма внутри него. Рамон пропал. Заблудился в трясинах Камарга, охотясь на призраков своего воспаленного воображения.

– Столкни его в болото, – попросила Бланка. Франческо молча поднялся, ногой толкнул труп, и тот без всплеска скатился в черный провал бочага, обрамленный высохшей травой.

«Ты не можешь, не можешь так поступить со мной!..»

Молча сидевшие в обнимку парень и девушка не слышали озлобленного воя, не чувствовали призрачных, лишенных плоти пальцев, тщетно пытавшихся оторвать их друг от друга, задушить, погасить сияющие огоньки жизней. Для них это были невесомые пряди тумана, плывущие мимо и уже начинавшие развеиваться под настойчивыми дуновениями прилетевшего с моря ночного бриза.

«Ты моя! Ты должна быть моей! Это несправедливо! Нечестно! Я же сделал все, как мне велели!..»

– Голоси, не голоси, все равно никакого проку, – уныло заметили над ухом. Рамон круто обернулся, встретившись с потухшим взглядом своего недавнего подручного, Ротауда Длиннобородого. Выглядел Ротауд… как-то странно. Сквозь него просвечивали покачивающиеся камыши, а очертания фигуры бородача медленно, неохотно истаивали. – Не справились, значит, мэтр Калькодис вот-вот обратно позовет. Ты б не голосил лучше, а запоминал, чего видишь. Только это и имеет значение.

– Я не понимаю… – в полной растерянности Рамон повторил недавнюю фразу сестры.

– А чего тут понимать, – безнадежно махнул рукой Ротауд. – Шел по кривой дорожке, дак чего удивляешься: куда эт' тебя вывело? Я вот тоже думал – подпишу договор, а потом перехитрю, отверчусь, совру что-нибудь. Вот и полюбуйся теперь на меня, на всю нашу свору дураков, решивших, что у них достанет ума обойти почтенного Калькодиса с его господином! Видишь, чем мы стали?

– Это не для меня! – взвыл Рамон. – Мне обещали мир! Славу! Власть!..

– Обещать они мастера, – согласился Ротауд, уже почти слившийся с туманом. – Да только хоть бы раз обещанное исполнили… Попался на крючок, дак терпи теперь.

– Нет! Нет! Нет! – беззвучный яростный крик летел над Камаргом, угасая с каждой секундой. Непроглядный туман развеивался. Сквозь него проглянуло темное небо с искрами первых вечерних звезд.

18 октября, утро.

Во вчерашней стычке Дугалу Мак-Лауду изрядно досталось дубинкой по голове, и последствия ударов сказывались до сих пор. Шотландец, пошатываясь, бродил кругами вокруг стоянки, тоскливо взывая:

– Билах! Билах, золотце, вернись! Где ты, тварь кусачая? Вернись, а то хуже будет! Билах, дрянь с копытами, куда ты провалился? Би-илах!

Призывы оставались без ответа. Серый жеребец с дурным характером затерялся среди камаргских просторов.

– Дугал, сделай одолжение – оглянись и скажи, что ты видишь, – голос мистрисс Изабель звучал с необычной кротостью. Впрочем, через мгновение он налился ядом: – Там стоят десять лошадей! Десять, если ты считать не умеешь! Выбери любую и успокойся! Ты завываешь, как проклятый! У меня уже в ушах звенит!

– Не хочу любую, – уперся Дугал. – Знаешь, сколько я за него заплатил? Он единственный меня понимал! Билах! Вернись, мерзавец, я все прощу!

– Похоже, эти двое любят друг друга, – буркнула Изабель, возвращаясь к своему подопечному, старому сервенту Ордена Храма. Мессира Сабортезу к костру приволок на себе Мак-Лауд, уверенный, что старый рыцарь не дотянет до утра. Однако Сабортеза упрямо цеплялся за жизнь и, когда над горизонтом Камарга появился верхний край солнечного диска, все еще дышал. Пусть к нему не возвращалось сознание и порой он хриплым шепотом выкрикивал какие-то непонятные приказы – храмовник оставался в мире живущих. Изабель сделала для него, что смогла, и теперь оставалось только надеяться на милость Господню.

«Надеюсь, эта милость будет достаточна велика, чтобы ее хватило на двоих», – мистрисс Уэстмор бросила взгляд через плечо, туда, где жалась к костерку Бланка. Девица де Транкавель паршиво выглядела, отворачивалась в ответ на любые вопросы и неотрывно следила за Франческо, куда бы тот не шел: наломать камыша для костра, набрать воды или посмотреть, как там лошади. Оставалось только догадываться, что могло произойти ночью с девчонкой – потому что мессир Бернардоне тоже помалкивал.

Именно благодаря Франческо они собрались вновь. Где-то около полуночи, когда туман начал рассеиваться, итальянец рискнул развести костерок на одной из сухих проплешин. Первой к огню выбралась Изабель, благо огненная точка вспыхнула неподалеку от нее. В середине ночи пожаловал с ног до головы заляпанный тиной мессир Гисборн, угрюмый более обычного. Его одежда выглядела так, будто рыцарь сражался со стаей бешеных псов, а поведать о своих подвигах он не пожелал. Ближе к рассвету объявились Дугал и полумертвый Сабортеза. Уцелевшие ждали, вслушиваясь в каждый звук и плеск, но более никто не появился – ни враги, ни немногочисленные друзья.

Костерок дымил, пожирая тростниковые стебли и кривые сучья олив, ночная тьма отступала перед разгорающимся рассветом, и в назначенный ему срок наступил новый день. Храмовник бредил, Франческо метался над своей подругой, а та замкнулась в себе. Гай, не говоря ни слова, поднялся и отправился обыскивать окрестности. Вскоре англичанин вернулся, невозмутимо сообщив: он нашел место, где братья Ордена вчера накрыли увязнувший в болотине отряд Джейля. Там никого нет, только валяются разбросанные вещи и бродят оставшиеся без хозяев кони. Наверняка и еда какая-нибудь сыщется. В общем, они с Дугалом понесут раненого Сабортезу, а остальные вполне в силах идти собственными ногами. Здесь недалеко.

– А сундуки? – немедля вопросил Мак-Лауд.

– Не знаю, не видел. Придем – поищем, – отмахнулся Гай.

Бивак выглядел так, словно через него пронеслось стадо обезумевших кабанов, но общими усилиями его привели в мало-мальский порядок. Драгоценные сундуки с архивом уцелели, только отыскались в разных местах. Мак-Лауд лично составил их в пирамидку, полюбовался на дело рук своих, а затем обуялся тоской по утраченному коню. Под тоскливые призывы шотландца Франческо и Изабель стряпали из найденной провизии нечто съедобное, а Гай снова и снова обшаривал стоянку. Его усилия наконец увенчались успехом – с торжествующим воплем Гай выудил из-под кочки маленький кожаный мешочек, содержащий добрую треть драгоценной лоншановой казны.