так, не расстраивай меня…. Я верю, что лекарство твое здесь, в твоей светлой голове, тебе только надо постараться.

Святозар поднял глаза, уставился яркими голубыми глазами на правителя, и почувствовал всю тяжесть, боль и страдание, испытываемые отцом так, что на миг захотелось ему согласно кивнуть головой… но только на миг… Однако он пересилил то желание и растягивая слова, ответил:

– Отец, нет здесь никакого лекарства, ни в книге, ни в моей голове. Лекарство от такого зла, которое было заложено в кинжале, есть только у нашей матери коровы Земун, и мне надо отправляться туда. Все дело в том, чтобы ты с этим смирился и разрешил мне ехать… излечиться и исполнить волю Богов.

– Нет, Святозар, я никогда… никогда не позволю тебе покинуть дворец и уехать в страну Беловодье, – с замиранием сердца откликнулся Ярил. – Путь туда очень опасен. Многие храбрецы пытались добраться до Беловодья, но не вернулись. Я уже два раза тебя терял так, что теперь ни за что на свете не захочу подвергнуть твою жизнь опасности.

– Отец, но ведь Дубыня и Храбр, были там и вернулись живыми и здоровыми, – начал было Святозар.

Но правитель неожиданно глянул на него сверху вниз, каким-то недовольным взглядом и сказал:

– Откуда тебе известно, что Дубыня и Храбр были в Беловодье?

– Мне об этом, еще до испытания в Сумрачном лесу, рассказал Дубыня, – пояснил наследник.

Правитель сдвинул брови, и между ними залегли две глубокие морщинки и весьма строго заметил:

– Да, ты прав, Дубыня и Храбр там были и вернулись живыми, а вот остальные восемь дружинников остались там навсегда. И это были все взрослые люди, опытные и славные ратники. А ты всего лишь дитя, отрок… и то, что ты прошел испытание не значит, что ты стал мужчиной…. Нет, Святозар, – повышая голос, изрек правитель, и, приподняв голову сына за подбородок, уставился на него. – Ты, еще слишком юн и не сможешь преодолеть такой трудный путь.

Наследник понял, что этот разговор пока не приведет ни к чему, оно как отец слишком напуган недавними событиями и, чтобы больше не тревожить правителя, добавил:

– Отец, я сказал тебе, что знаю, сказал, где мое выздоровление и какова воля ДажьБога. Может быть, ты позже поймешь, что это единственная возможность, каковой ты не должен меня лишать. Ну, а пока я подчинюсь твоей воле, отец.

– Да, сын, так и сделай, подчинись моей воле, – уже более мягко протянул Ярил. – Я хочу, в месяце травень отвезти тебя на Синь-камень и наречь наследником престола Восурии. И до тех пор прошу тебя не заводить со мной разговоры о Беловодье.

– Хорошо, отец, обещаю тебе – это. Ну, а потом, после возвращения с Синь-камня, мы вернемся к этому разговору, да, отец? – вопросил просяще Святозар.

Правитель помолчал немного, и, проведя рукой по лицу, словно отирая глаза, ответил:

– Да, после, мы может, вернемся к нему…. Позже мы посмотрим, как нам быть, сын.

И когда наследник улыбнулся отцу, в знак согласия, Ярил сызнова прижал его голову к себе и ласково выровнял ладонью каштановые, лежащие волнами кудри Святозара.

Глава двадцать четвертая

После разговора с отцом в белой комнате Святозар, как и обещал, больше не говорил с ним о стране Беловодье, но это не значит, что он о ней не думал. Ярил после того, как сын нашел заговор, стал чаще улыбаться и даже как-то посветлел весь, верно наполнившись изнутри счастьем. И сам дворец и все слуги точно летний, солнечный день засияли светом и ходили веселые да радостные, как и их правитель. Наследник по утрам приходил в тронный зал и вместе с довольным правителем выслушивал доклады вельмож и воевод. А днем он отправлялся на Ратный двор и упражнялся. Вначале он просто держал в правой руке меч, потом немного занимался… совсем чуть-чуть, отражая лишь слабые выпады Храбра. Очень часто от резких движений сердце внутри гулко охало и начинало так стучать, что Святозар останавливался, глубоко дышал, пытаясь успокоить его биение. Храбр затихал подле и тревожно смотрел на наследника, предлагая закончить занятия.

– Ничего, наставник, ничего. Сейчас все пройдет, и мы продолжим… мне надо просто привыкнуть, – а когда сердце успокаивала свое биение, вновь приступал к занятиям.

С каждым днем наследник становился сильнее и крепче и вскоре уже смог взять в руки до этого не доступный ему лук, чтобы пустить стрелу, нужно было приложить, большое усилие. Однако по первому Святозару не удавалось, не просто выпустить стрелу, но даже натянуть тетиву. Впрочем, и в этом случае, он преодолевая боль, убеждал себя, что у него все получится лишь тогда, когда он привыкнет к ней. Наследник прикусывая губу, настойчиво брал лук в левую руку, а правой оттягивал тетиву, и малсть погодя стрела уже стала вылетать из него, и хотя ее движения были поначалу незначительны, но и сам Святозар, и присутствовавшие при этом Храбр, Дубыня, Тур ликовали.

Сечень, третий зимний месяц, закончился, уступив свое место первому весеннему месяцу березозолу, когда наконец-то Святозару удалось пустить стрелу, и та почти долетела до мишени. Довольный собой наследник опустился на скамью, когда к нему подошел Дубыня, сел рядом и благодушно посмотрев, сказал:

– Видишь, какой ты Святозар, молодец, еще чуток и в мишень попадешь.

Наследник потер грудь, которая все еще горела от натуги, набросил на спину кунтыш, и, поправив шапку, ответил:

– Точно, Дубыня, еще немного постараться и поупражняться и я сызнова метким стрелком стану. – Малость помолчав Святозар повернулся к Дубыне и тихо так, чтобы не слышал Тур молвил, – наставник, помнишь… Ты мне говорил как-то, что если мне станет легче, то ты расскажешь, как вы с Храбром дошли до страны Беловодье.

Дубыня до того радостно взиравший на наследника сразу сменил выражение лица, сурово свел густые темные брови и немедля откликнулся:

– Святозар, правитель мне строго настрого запретил говорить с тобой об этом.

Обескураженный таким ответом наследник опустил голову и туго задышав, заметил:

– Ты, же мне обещал, Дубыня. Отец ничего не узнает. Я все равно без его согласия не поеду. Но я бы хотел знать о Беловодье побольше.

– Нет, – замотал головой наставник. – И не проси. Правитель сказал, что это я своими рассказами настроил тебя на ту мысль. Он, сказал, что ни за, что не отпустит тебя. И что если кто будет тебе еще об этом говорить и поддерживать в тебе то мечтание, он того из дружины… – Наставник прервался на полуслове, и будто сглотнув ком подступивший к горлу, добавил, – ну,