сколько лет воюю в Афганистане, в каких подразделениях служил и в каких операциях участвовал, а затем вызвал офицера, которому поручил познакомить нас с Таиром с офицерами мангруппы и разместить на ночевку. Офицеры ДШМГ встретили меня тепло и доброжелательно, а знакомство с офицером по разведке ДШМГ старшим лейтенантом Зуфаром Наб-ным переросло в крепкую многолетнюю дружбу.

Прожитые годы стерли из памяти подробности того вечера (я даже не могу вспомнить название той местности), где была эта встреча. Однако, перед моими глазами до сих пор стоит улыбчивое лицо заместителя командира боевой группы 1-й ДШПЗ старшего сержанта Циренова Николая Циреновича, высокого, крепкого и жизнерадостного бурятского парня. Подойдя к позиции расчета пулемета ПК, я что-то спросил находившихся на ней десантников. Ответивший мне Николай обратил на себя внимание своей собранностью, деловитостью и ясностью выражения мысли. От него веяло уверенностью в своих действиях и надежностью. Общались-то мы всего каких-то пять минут по малозначимым вопросам (сколько таких случайных встреч в нашей жизни бывает), а запомнился он мне навсегда из-за трагических событий, последовавших спустя буквально несколько часов… На следующее утро 19 октября, когда началось наше десантирование, в эфире на фоне шума ожесточенного боя вдруг прозвучало: «Коля Циренов погиб!» После десантирования он в составе группы вступил в бой на окраине кишлака Ишантоп и вражеская пуля оборвала жизнь прекрасного парня.

Нам с переводчиком пришлось десантироваться с группой управления ДШМГ и одной из десантно-штурмовых застав Керкинской ДШМГ на окраине кишлака Гаджир (к моему глубокому сожалению, фамилию ее начальника из памяти стерли годы). Причиной моего «провала в памяти» является то, что в ходе операции нас вместе с оперативным переводчиком прапорщиком Таиром Ур-вым постоянно перебрасывали с одной площадки на другую для решения разнообразных разведывательных задач.

При десантировании группа захвата площадки под командованием начальника штаба ДШМГ майора Коробова Александра Арнольдовича вступила в бой с мятежниками, которые после непродолжительной перестрелки рассеялись. Арнольдыч (как десантники любовно называли НШ) во время боя бросил «лимонку» во двор дома, куда скрылось двое «духов». После того как она «жахнула» во дворе наши десантники обнаружили убитыми двух душманов и трех коров. Животных было жалко, и возникла шуточная дискуссия: что более желательно — уничтожение двух бандитов или трех коров? Наш спор неожиданно рассудил «особист», прикомандированный к ДШМГ капитан Геннадий Тата-в, который привел очень убедительный аргумент: ну стало меньше на двух духов и что? А мяса коров нам на всю заставу на неделю хватит! Тем не менее никто умышленно убивать коров не желал — они стали жертвой стечения обстоятельств. К слову, хозяева дома отказались забирать туши убитых коров (ибо они были убиты без упоминания имени Аллаха) и поэтому в течение следующих суток «сухпай» десантникам нашей и соседних площадок выдавался «свежатиной» и шашлыком. А еще мы поделились мясом с несколькими местными жителями, не «страдавшими» особой «щепетильностью» в отношении убоя животного по исламским канонам.

К огромному сожалению, 23-й Душанбинский отдельный авиаполк в этот день понес тяжелую утрату — в районе кишлака Кальбат мятежниками из ПЗРК был сбит вертолет Ми-24 № 63, экипаж которого в составе: майоров Артемова Юрия Павловича (командира) и Рубцова Николая Николаевича (штурмана), старшего лейтенанта Теличко Олега Дмитриевича (старшего техника) погиб, поскольку из-за малой высоты вертолета парашюты оказались бесполезными.

На нашей же площадке в дальнейшем было тихо, что создавало нам благоприятные условия для работы с местным населением бандитской зоны. Так как в находившихся под нашим временным контролем кишлаках Ишантоп, Ишкили, Гаджир и Кальбат проживают узбеки, предки которых в 1920–1930 гг. с разгромом басмаческого движения бежали из Советского Таджикистана, оставив в родных местах многочисленных родственников, то появление «шурави» подтолкнуло местных жителей к контактам с нами в надежде выяснить их судьбу. В течение нескольких дней в этих кишлаках работало наше своеобразное «бюро приема посетителей», где мы «исповедовали» их, прощая грехи их бандитствовавших предков и обещали выяснить судьбу родственников. А поскольку на это требовалось время, то за информацией о судьбах родственников им предлагалось прийти в обусловленное время на конкретный советский загранобъект. Естественно, афганцы — народ прагматичный и многие из них прекрасно понимали, что в благодарность за помощь в розыске родственников (чтобы, не дай бог, советский офицер не забыл выполнить свое обещание) нужно предоставлять нам интересующую информацию в отношении мятежников. Интересно отметить, что почти все они уклонялись от предоставления сведений о своих кишлачных бандгруппах, но с готовностью сообщали достоверные сведения о других мятежниках, что, впрочем, нас вполне устраивало.

А были еще «стукачи» — можно сказать, «интернациональная» категория, которые «по состоянию души» с большим удовольствием «закладывают» своих соседей и знакомых. И разницы для них большой не было, кому и на кого «стучать»: нам на бандитов или бандитам — на тех, кто помогал нам. Для них было главным свести свои мелкие и не очень «счеты» с односельчанами. Естественно, нам быстро становилось понятно, с кем имеем дело, и хотя порой возникало чувством брезгливости и презрение к такому «доброхоту», но мы вынуждены были проявлять прагматизм — и такой «фрукт» пригодится, лишь бы предоставлял развединформацию. Хотя мы всегда понимали, что при возникновении благоприятной ситуации этот «доброхот» тут же нас предаст. Его информация нами всегда тщательно проверялась, а отношения с ними закреплялись таким образом, чтобы он не смог вывернуться как вьюн. Для этого он склонялся к собственноручному написанию «доноса», если он пытался уклониться под предлогом, что является неграмотным, тогда писали такую бумагу с его слов мы, принуждая его оставить отпечаток своего большого пальца правой руки. В случае обнаружения схрона с оружием или задержания скрывавшегося бандита или бандпособника информатору выдавалась часть вознаграждения в виде продовольствия, а за второй половиной обещанного предлагалось прибыть на советскую «точку». Как правило, алчность и корысть таких «доброхотов» пересиливали их страх и они обязательно приходили за оставшейся частью вознаграждения.

Много было и «дезинформаторов», тех, кто стремился «отговориться», сообщая массу интересной, но абсолютно не проверяемой (с их точки зрения) информации. И тут на помощь нам приходили подготовленные Сергеем Неб-ным информационные карточки с фотографиями «бандюков» и их агентуры.

Нужно отметить, что каждая беседа с афганцами являлась серьезным психологическим поединком — ведь жители бандитских зон в своем подавляющем большинстве не желали или боялись идти на какие-либо контакты с советскими представителями, поскольку при малейшем подозрении душманов их ждало избиение до полусмерти с большим «штрафом» или каторжный труд на каменоломнях Панджшера у Ахмад Шаха Масуда, а порой и смерть. К тому же мы для них были временным «фактором»,