У Квазимодо потекли слюнки. Рыжая девчонка бросила на него яростный взгляд. Вор жестом показал, что командует она.

Дрофа шарахнулась от свиста, но один из камней с силой угодил в нее. Птица все равно кинулась наутек, но сильно припадая на одну ногу. Рыжая бешено рванулась следом. Квазимодо порядком отстал, зато смог во всей красе наблюдать длинный прыжок девушки. Дрофа успела только издать панический квакающий звук. Хлопнули жесткие крылья, увернуться птица не смогла. Хрустнула шея, и Теа поднялась, с трудом удерживая добычу за подергивающиеся лапы с растопыренными мозолистыми пальцами. Конопатое лицо рыжей охотницы сияло торжеством.

– Я всегда считал, что праща – оружие ловких женщин, – искренне заверил вор.

В сумерках рискнули развести огонь. Вблизи не было никакой опасности, дым таял в кустах, но беглецы нервничали. Запах поджаренной дрофы разносился, кажется, на всю округу.

Квазимодо раздирал пальцами мягкое мясо. Птица, понятное дело, не дожарилась, но жирная плоть так и таяла во рту. Вор мельком вспомнил о хлебе, но его отсутствие не особенно портило трапезу.

– Все-таки решение бежать было правильным, – пробормотал вор, срезая с мясистой птичьей ляжки еще кусочек. – Там, в подвале, кормили хуже.

Фуа по обыкновению промолчал, правда, на этот раз его рот был очень занят.

– Следовало бы сжечь этот блудливый замок, – резко сказала Теа. – Проклятое гнездо проклятых колдунов. – Девушка с хрустом раскусила косточку, звучно высосала мозг.

– Маловато нас было. Кроме того, такие замки плохо горят, – примирительно заметил вор. Его слегка беспокоило, то, что рыжая ест без обычного аппетита.

– Все равно – нужно было сжечь дотла, – бескомпромиссно заявила девица. – И весь город тоже.

– Может, ты и права. – Квазимодо облизнул пальцы и покосился на соседку. – Но нам не хватает опыта. Жечь замки – это, знаешь ли, целая наука. У меня совершенно нет опыта. Да ты ешь, ешь. Мы никуда не торопимся. Похоже, и ночью отдохнем. Так что – кушай. Мало ли – вдруг впотьмах пожевать захочется? На сытый желудок оно нам спокойнее будет. Да и холодные хрящи совсем невкусные.

– Думаешь, я не найду себе теплого мяса? – Теа посмотрела на вора. – Дразнишься, да? Догадливый.

– Я?! Дразнюсь? Да как можно?! Я так, предупреждаю на всякий случай.

Теа ухмыльнулась:

– Ври больше. Почему ты так уверен, что я не захочу вами пообедать или позавтракать?

– Не знаю. – Квазимодо вытер о драные штаны руки и улыбнулся. – Мне почему-то кажется, что как пища я тебя не прельщаю. Горло вырвать – другое дело.

– Да, частенько меня так и подмывает. – Рыжая согнала с лица улыбку. – Но если будете спать спокойно, ничего с вами не случится.

– Храпеть нужно или так поверишь?

– Ненавижу храп. – Рыжая скривилась. – Только посмейте храпеть…

Идущая на убыль луна висела среди звезд. Квазимодо смотрел на желтый диск, временами ветерок качал ветви кустов, закрывал вечный ночной фонарь. Никак не спалось. В желудке приятной тяжестью лежала птица. Свежий ветерок разогнал насекомых. Думалось о бессмысленности жизни, о многих ночах под открытым небом, о безысходности пути в никуда. Смутное и неопределенное беспокойство затаилось где-то по соседству с остатками вкусной дрофы.

Вор слушал ночь. Теа ушла уже давно. Канула в лунной темноте без следа. Квазимодо пытался думать о завтрашнем дне, строить планы. Не получалось. Луна, однообразный шелест кустов. Одиночество. Фуа спал в шаге, иногда было слышно его дыхание. Какое уж там одиночество? Свой ведь Лягушка, хоть и кончилась дружба.

Нет, все равно не по себе. Тянет что-то рядом с сердцем. Беспокойство. Смутность.

Квазимодо осторожно сел. Луна стала виднее. Хрен с ним, чего уж тут спать.

– Ты куда? – прошептал фуа.

– Чего не спишь?

– Не ходи, Ква. Она сказала…

– Да помню я, что она сказала. Что ж мне теперь, на месте обделаться? Дрофа уж слишком жирная оказалась.

– Врешь, – уверенно прошептал ныряльщик.

– Вру, – согласился Квазимодо. – Не спится мне. Посижу здесь рядом.

– Ква, она не человек.

– Знаю. Но лучше сразу прояснить, что к чему.

Вор сидел на краю пересохшего ручья. Ветерок нес ощутимую прохладу, шевелил на плечах кусок тонкого бархата. Эту распоротую часть непонятного дамского наряда вор приспособил как подстилку и как одеяло. Эх, плохо голому в пустыне.

Квазимодо совсем не чувствовал себя плохо. Но непонятное, томительное чувство оставалось. Над кустами и промоиной пересохшего ручья кружились летучие мыши. Шелестела высохшая трава. Мир казался бесконечным.

Шорох вор услышал прямо у себя за спиной.

– Зачем вылез?

Хриплый трудный звук. Рычание. Где-то глубоко в нем таился привычный хрипловатый голос рыжей.

Теа.

– Не спится, – пробормотал вор.

– Боишься?

– Нет. Вернее, да, – с трудом сказал одноглазый парень.

– Если боишься, почему меч не взял?

– Это не меч. Клинок называется – кукри.

– Странное название, – прохрипел зверь.

– Ну да. Иноземное. – Теперь Квазимодо вполне понимал вибрирующий неразборчивый голос оборотня. Внутри этого голоса определенно скрывалась Теа – тот же тембр, те же подозрительные нотки.

– Значит, не спится? И оружие оставил? Дразнишь? – Сейчас в рычании определенно была угроза.

– У меня нож есть, – пробормотал вор. – Я безоружным не хожу.

– А зачем ты вообще вылез сюда, смелый одноглазый? – Зверь снизошел до насмешки.

– Теа, – Квазимодо сглотнул и кашлянул, – я могу посмотреть?

– Я сейчас не Теа. – В урчании возникла новая угроза. – Смеяться над оборотнем – дурная привычка. Тебе так интересно? Думаешь, это забавно?

– Пока ты за спиной, мне не хочется смеяться, – тихо сказал вор. – И вообще я не буду смеяться.

– Тогда зачем смотреть?

– Ну… Лучше мне знать. Если мы идем дальше вместе…

– Да, знать всегда лучше. – Легким прыжком большая тень перемахнула узкое русло ручья и села на другом берегу, аккуратно обернув лапы длинным хвостом.

Квазимодо судорожно сглотнул. Лиса. Большая. Очень большая. С человека размером.

Зверь пристально наблюдал. Казалось, вздернутый нос брезгливо морщится. Серо-рыжая шерсть в лунном свете казалась более темной, только грудь в белом «воротничке» и светлые кончики лап отличались по цвету. Большой, очень легкий и, наверное, очень быстрый зверь. И пушистый.

– Теперь я знаю, почему ты так любишь поесть, – пробормотал вор, машинально гладя себя по колючему затылку. – У тебя все в рост волос идет.