и болгарскими представителями, было решено как можно быстрее провести выборы в Свободные Всеклассовые Советы. Срок был назначен через десять ней. Ведь и территория республики была небольшой, с среднюю губернию центральной России.

Три четверти мест в выбранном Таврическом Совете поделили примерно поровну СДПР, имевшая большой успех у городских обывателей (оценивших беспощадную борьбу климовцев с преступностью и воцарившуюся относительную безопасность), и ПЛСР, поддержанная большинством крестьян. Остальную четверть мест получили в основном меньшевики-интернационалисты в блоке с еврейскими социалистическими партиями, следом шли «татарские рабоче-крестьяне» Боданинского, затем Новожизненцы сблокировавшиеся с христианскими крымскими диаспорами, и на последнем месте «Внутренняя Группа Большевиков».

Оставшиеся в Тавриде немногочисленные «верные ленинцы» и анархисты выборы бойкотировали (впрочем, им вряд ли что–то светило, так как в Крыму при большевиках было похуже чем в Одессе), как и ПСР с меньшевиками-оборонцами и кадетами (продолжавшими дружно обвинять Климова в «измене России и предательстве союзников», при том что сами замарались в сотрудничестве с Курултаем). Украинские же партии с момента прихода климовцев в Крым, прекратили какую–то заметную деятельность, уйдя в глубокое подполье, как и «Милли Фирка».

Кстати, разговор Климова с татарскими старейшинами впустую не прошёл. В татарских аулах и мусульманских кварталах крымских городов началась массовая сдача бывших курултаевцев. Причём, сдача — от слова «сдавать». Татары по большей части сдавали «эскадронцев», активистов «Милли Фирка», солдат и офицеров мусульманского корпуса Сулькевича[16] (сам генерал уплыл в Турцию на рыбацкой лодке и через некоторое время вынырнул в родных местах, где стал топить уже за Литовское Королевство в составе Германской Империи, с кайзером Вильгельмом в виде короля, рассчитывая на министерское кресло в королевском правительстве — узнав об этом из газет, Климов заметил: «Оно не тонет!» и добавил непонятную фразу: «Повезло этому «солдату мусульманской армии» — за азеров не грохнут».)

Все очень опасались бомбардировки горных районов газовыми снарядами и бомбами. Вообще-то, возможные проблемы Климов планировал решать конвенционными боеприпасами, а газы применять только в особо трудной местности, в случаях грозящих большими потерями, но в татарских горных аулах этого не знали, а слава полковника-отморозка гремела уже по всему югу России, так что не пришлось делать ни того ни другого, его слова и так восприняли крайне серьёзно.

Кто-то приходил сам, поверив словам полковника что ничего серьёзнее высылки из России им не грозит. Так и случилось. Всех выданных и сдавшихся добровольно борцов за «независимый» (точнее, зависимый от врагов России) Крым, с семьями и вещами, посадили на пароходы, и в сопровождении военных кораблей отправили к порту Зонгулдак на турецком берегу. Высадившиеся под белым флагом русские офицеры, сообщили турецким властям о приезде «друзей Турции», и потребовали не мешать их высадке.

Турки сначала не хотели разрешать, опасаясь какого–то коварства со стороны русских, но после угрозы бомбардировки Зонгулдака из двенадцатидюймовых пушек стали сговорчивее, послали своих людей на пароходы, и убедившись что речь действительно идёт об их единоверцах, включая женщин и детей, высадку таки разрешили. Правда, показывать проходы в минных полях не стали, потребовав чтобы всех свозили на берег в лодках. Для скорости мобилизовали и местную мелкую посуду. Вещи, тоже для скорости, свозили на плотах, из дощатых коробов поставленных на привязанные снизу старыми сетями пустые бочки (способ был рекомендован Климовым). Благодаря этому, управились за один световой день, и русская эскадра с пароходами удалилась в Севастополь, оставив татарских националистов с «турецкими братьями».

Как вскоре стало известно из доставленных контрабандистами болгарских газет, писавших об этом не без злорадства, «братья» никого из приезжих даром кормить не стали. Татарских мужчин и подростков погнали работать, кого в местные шахты, рубить уголь, остро необходимый для турецкого морского и железнодорожного транспорта, не говоря уж о военном флоте, кого на строительство железнодорожной ветки Зонгулдак — Адапазары, вывозить этот уголь из мест добычи к Багдадской железной дороге. После того как это известие перепечатали крымские газеты, включая и татарские, популярность как Турции и турков, так и «Милли Фирка», Курултая и связанных с ними деятелей, среди татар резко упала, к большому удовлетворению как Климова так и Али Боданинского с его партией.

Впрочем, все в Крыму сходились на том, что невольные переселенцы в Турцию отделались ещё легко. Руководителям «Милли Фирка» всех уровней, членам Курултая, Мусульманского Исполкома и министрам Крымской Директории, предстояло отправиться в штрафбат. Правда, подавляющее большинство предпочло не дожидаться этого, и тоже бежало в Турцию по примеру Сулькевича и главы Директории Джафера Сейдамета, навострившего лыжи к туркам ещё до прихода климовцев, сразу после победы большевиков над Курултаем. Их союзники, из числа ярых окраинизаторов, кто избежал выдачи татарами или поимки людьми Анисимова, начавшими чистить от окраинствующих флот, гарнизоны и вообще Таврию, тоже не ждавшие от Климова ничего хорошего, бежали в Закавказье, намереваясь предложить свои услуги грузинским меньшевикам, как «естественным союзникам против москалей, в борьбе за независимость Украины и Грузии».

«Надо же, больше века прошло, а эти не меняются», — подумал полковник, услышав о вояже самостийников на Кавказ.

Тех, кто пассивно принял окраинизацию, разжаловав в рядовые, отправили в корпус Живковича. Как и низовой личный состав русских «офицерских рот» Курултая. В штрафбат почему-то никто не захотел. При встрече с сербским генералом Климов посоветовал эти «добровольно-принудительные» пополнения совать в наиболее убойные места, сравнив окраинцев с хорватами, а прокурултаевских «благородий» с фанариотами и другими турецкими прислужниками времён османского ига. А вот их командиры, кто уцелел при большевиках, почти все, кроме выданных татарами и отправленных в штрафбат, бежали к Добровольцам, видимо рассчитывая на амнистию.

«Ну оступились немного, чёрт попутал с этим Курултаем, но против красных же!» — думали они.

В итоге население Крыма и Таврии несколько подсократилось, зато в этих местах стало куда спокойнее. Избранный Совет Таврической Республики, по предложению Климова, проголосовал подавляющим большинством (только татары Боданинского воздержались), за объединение с Одесско-Черноморской Социалистической Республикой, переименованной в Новороссийскую Социалистическую Республику.

Соответственно, в Совете Государственных Комиссаров прибавились новые лица. Лидер местных меньшевиков-интернационалистов Новицкий, оказавшийся решительнее одесских коллег, стал госкомиссаром по делам Крыма (с надёжным замом от СДПР), Али Боданинский — госкомиссаром по делам мусульман и вакуфов (земель мусульманских общин, которые следовало распределить среди земледельцев, не нарушая принципы шариата), появились госкомиссары по греческим, армянским, болгарским, немецким делам (последний представлял немцев-колонистов) — все беспартийные но примыкавшие к СДПР. Место госкомиссара по еврейским делам осталось незанятым, так как за него собачились сразу три общины: «просто» евреи, крымчаки (отатареные евреи) и караимы (евреи-староверы Моисеева