– Может, начинка моего генома пригодится?

После УЗИ мы с Мэтью без конца строили предположения о возможном влиянии крови ведьмы, причем не просто ведьмы, а прядильщицы, на ген бешенства крови. Я не хотела, чтобы мои дети превратились в подопытных кроликов. Мне сразу вспоминалась жуткая лаборатория Бенжамена, однако я была готова внести свою лепту в научный прогресс.

– Не хочу делать твою ДНК предметом дальнейших научных исследований, – заявил Мэтью, подходя к окну. – Напрасно я тогда в Оксфорде взял у тебя образцы.

Я подавила вздох. Свободу, которую предоставил мне Мэтью, я завоевала ценой немалых усилий. Он добросовестно старался заглушить в себе тенденцию к сверхобладанию, и тем не менее его авторитарные привычки все равно прорывались наружу. Это напоминало бесплодные усилия перегородить дамбой бурную реку. Неспособность отыскать местонахождение Бенжамена и освободить несчастную ведьму лишь усугубляла подавленность мужа. Он искал блудного сына, я – вырванные из «Ашмола-782» страницы, но поиски неизменно заводили нас обоих в тупик.

Наш разговор прервал звонок моего мобильника. Рингтоном служили начальные такты композиции «Sympathy for the Devil» группы «Роллинг стоунз». Я еще не успела его сменить. Когда мобильник настраивали, кто-то – уж не знаю, нарочно или случайно, – привязал этот рингтон к одному из моих контактов.

– Твой брат звонит, – произнес Мэтью тоном, способным заморозить Старого Служаку[30].

– Что тебе понадобилось, Болдуин?

Разговор с ним не требовал вежливых прелюдий.

– Знаешь, сестра, меня задевает твое отсутствие веры, – засмеялся Болдуин. – Я сейчас в Нью-Йорке. Подумал, не съездить ли мне в Нью-Хейвен. Хочется собственными глазами увидеть, что ты надлежащим образом устроилась.

Вампирский слух Мэтью позволял ему прекрасно слышать мой разговор с Болдуином. На слова брата он отреагировал язвительным ругательством.

– Со мною Мэтью. До Галлогласа и Мириам – рукой подать. У тебя есть дела поважнее, чем проверять, как я тут живу. – Я опустила руку с телефоном; меня так и подмывало оборвать разговор.

– Диана, я еще не закончил, – тихо сказал Болдуин, но я все равно услышала и нехотя поднесла мобильник к уху. – В лаборатории Мэтью работает вампир по имени Ричард Беллингем. Во всяком случае, сейчас его зовут так.

– Да, – машинально ответила я и посмотрела на Мэтью.

Он стоял у окна в обманчиво безмятежной позе: ноги слегка расставлены, руки за спиной. Это было состояние готовности.

– Будь с ним осторожна. – Болдуин понизил голос. – Ты ведь не хочешь, чтобы я приказал Мэтью избавиться от Беллингема? Но я это сделаю не колеблясь, если мне покажется, что Ричард владеет сведениями, способными… создать трудности для семьи.

– Ричард знает, что я ведьма. И о моей беременности тоже.

Чувствовалось, Болдуин хорошо осведомлен о нашей жизни в Нью-Хейвене. Скрывать от него правду было бессмысленно.

– Об этом знает каждый вампир в вашем провинциальном городишке. А они ездят в Нью-Йорк. Часто. – Болдуин сделал паузу. – В моей семье заведено так: кто создает сложность, сам ее и устраняет. Или Мэтью. Как видишь, у тебя есть выбор.

– Для меня всегда такое удовольствие слышать твой голос, брат. – (Болдуин лишь рассмеялся.) – Это все, милорд?

– Меня следует называть «сир». Желаешь, чтобы я освежил твою память по части вампирских законов и этикета?

– Нет, – ответила я, буквально выплюнув слово.

– Прекрасно. Передай Мэтью, пусть перестанет блокировать мои звонки, и нам не понадобится повторять этот разговор. – Болдуин отключился.

– Что за… – начала я.

Подскочивший Мэтью вырвал у меня мобильник и швырнул через комнату. Полет телефона закончился столкновением с мраморной полкой камина, давно служащего лишь украшением. Зазвенело разбитое стекло. Руки Мэтью обхватили мое лицо. Всплеск жестокости, случившийся у него мгновение назад, казался миражом.

– Теперь надо покупать новый мобильник.

Я заглянула в глаза Мэтью, где еще бушевала буря. Глаза безошибочно показывали состояние его разума. Ясно-серые, когда все спокойно, и стремительно зеленеющие в минуты гнева. Зрачки расширялись, а радужная оболочка сужалась до тонкого ободка. Сейчас серый и зеленый сражались за главенствование.

– Болдуин обязательно пришлет, и сегодня же, – сказал Мэтью, пристально наблюдая за пульсом на моем горле.

– Будем надеяться, что твоему брату не взбредет в голову привезти мобильник самому.

Мэтью поднял взгляд чуть выше, к моим губам:

– Он не мой брат. Он – твой брат.

– Привет, домочадцы! – донесся из коридора первого этажа звучный, жизнерадостный голос Галлогласа.

Поцелуй Мэтью был жестким, требовательным. Я подарила ему состояние, в котором он сейчас нуждался, намеренно расслабив спину и придав губам особую мягкость. Пусть чувствует хотя бы сейчас, что он здесь главный.

– Ой, прошу прощения. Может, мне попозже зайти? – крикнул с лестницы Галлоглас.

Учуяв сильный запах клевера, подавляющий все прочие запахи, наш племянник насторожился:

– Мэтью, у вас что-то случилось?

– Все в пределах поправимого… с помощью внезапной и вроде бы случайной смерти Болдуина, – мрачно ответил Мэтью.

– Значит, обычные дела. Я подумал, что ты попросишь меня проводить тетушку до библиотеки.

– Почему? – удивился Мэтью.

– Мириам звонила. Настроение соответствующее. Потребовала, чтобы ты «оторвался от Дианиных панталончиков и побыстрее двигал в лабораторию». – Галлоглас посмотрел на ладонь, где записал слова Мириам. – Да. Слово в слово.

– Хорошо. Только сумку возьму, – сказала я, отрываясь от Мэтью.

– Привет, Яблочко и Фасолинка.

Галлоглас восторженно смотрел на изображения наших детей. По его мнению, названия «ребенок А» и «ребенок Б» унижали достоинство малышей, и потому он придумал им эти прозвища.

– Мэтью, ты заметил, что у Фасолинки бабулины пальчики?

Этой благодушной болтовней Галлоглас развлекал нас по дороге в кампус. Мэтью все-таки дошел с нами до Бейнеке, словно опасался внезапного появления Болдуина с новым мобильником и очередным суровым предупреждением.

По правде говоря, оставив дядю и племянника за дверями Бейнеке, я облегченно вздохнула. Люси уже ждала меня в нашей исследовательской комнате.

– Такую запутанную историю манускрипта я вижу впервые! – воскликнула она, едва я появилась на пороге. – Значит, манускрипт Войнича действительно когда-то принадлежал Джону Ди?

– Да, принадлежал, – ответила я, вытаскивая из сумки блокнот и карандаш.