Вячеслав тут же сказал:

– Тот номер телефона, который ты просил пробить, используется Администрацией президента.

Турецкий нахмурился:

– Только этого не хватало…

– Больше того, это номер личной спецсвязи ее руководителя Валуева.

– Да ты что? – обалдел «важняк».

– Именно так. Личной спецсвязи! – повторил Грязнов. – По этому телефону он всегда отвечает сам!

Александр взял стоящий перед ним графин, налил воды и залпом выпил.

– Может, хочешь чего покрепче? – спросил Вячеслав.

– Покрепче ты мне уже выдал… – пробормотал Турецкий. Потом он задумчиво поводил пальцем по блестящей поверхности стола и вдруг махнул рукой: – А впрочем, давай… А то от таких новостей рехнуться можно… Ну наливай, чего сидишь-то!

Редников проснулся от холода в какой-то полутемной комнате. «Мама… – сказал он себе. – Я, кажется, в аду…»

Так плохо, как сейчас, он не чувствовал себя никогда в жизни. Ни одна из многочисленных болезней, которым из-за природной слабости был подвержен его организм, не могла сравниться количеством и качеством неприятных ощущений со страшным сегодняшним похмельем.

«Меня сейчас стошнит…» – подумал Герман.

Так как он лежал на спине, ему захотелось повернуться, чтобы свеситься с удивительно жесткой и неудобной кровати и сделать свое черное дело на пол. Но как раз в тот момент, когда Редников предпринял первое усилие, имеющее целью оторвать свою неподъемную, многотонную голову от холодного скользкого дерматина, внутри нее начался парад бронетанковых дивизий на Красной площади.

«Надо подождать, когда они уедут… – решил Редников. – С ними мне голову все равно не поднять…»

Вначале прошли тяжелые гусеничные машины. Они давили нежное вещество германовского мозга, рвали его длинными пушками и даже пару раз полоснули из пулеметов в район гипофиза.

Затем настал черед бээмпэшек. Те проскочили относительно быстро, разве что одна из них, последняя, чуть замешкалась, но, газанув и заполнив голову едкими выхлопами, умчалась за своими.

Последними пошли солдаты-пехотинцы. Вообще-то Редников хоть и не служил в армии, но тем не менее полагал, что в бронетанковых частях нет пехотинцев. Однако в этой они почему-то были.

– Ать-два! – зычно покрикивал идущий сбоку командир. – Шире шаг!

И здоровые молодцы в стальных касках дружно впечатывали подошвы в расстеленное под их ногами серое вещество.

– Три-четыре! – звенел голос командира. – Песню запе-е-вай!

«Нет! – взмолился Редников. – Нет!»

– Да!!! – заорал командир. – Да!!! Да!!! Да!!!

И сотня луженых глоток гаркнула:

«Не плачь, девчо-онка, пройдут дожди!!!»

Герман тут же подумал о Тане: «Где она?! Где?! А где я сам?! Я-то сам где?!»

Он снова попробовал приподнять голову, но каблук командирского сапога с силой опустился на внутреннюю часть затылка, придавив его к кровати.

«Больно же!» – поморщился Редников.

– Больно?! – оскалился командир. – А зачем ты пил?! Зачем?!

«Действительно, зачем?» – подумал Герман. И сразу же все вспомнил. И папку, и рюмочную, и даже отчасти отделение милиции на станции «Крылатское». А дальше пустота.

Горланящие солдаты скрылись. Отвлекшийся на Редникова командир, ускорив шаг, устремился за ними.

Парад закончился.

«Слава богу!» – вздохнул Герман и попытался наконец-то повернуться.

В этот момент где-то в отдалении лязгнул замок и скрипнула открывающаяся дверь.

– Редников! – услышал Герман собственную фамилию.

Он хотел сказать «Я здесь!», но у него получилось только неопределенное «А-а-и-есь…»

– Еще не проспался, что ли? – спросил голос.

– Проспался! – хрипло выдавил из себя Редников. – Проспался!

– Ну тогда на выход!

Герман напряг все силы и сумел-таки повернуться на бок. Затем он свесил с кровати ноги и коснулся ими ледяного каменного пола.

– Быстрее! – крикнули ему.

Редников встал и огляделся. Комната была довольно приличных размеров – в ней стояло не меньше двадцати жестких кроватей, на многих из которых дрыхли, укрытые тонюсенькими простынями, пьяные мужики.

«Первый раз в жизни вижу вытрезвитель не по телику…» – хмуро подумал Герман. Он стоял посреди комнаты в одних трусах и, щурясь, вглядывался в чернеющий в дверном проеме силуэт человека в фуражке.

– Ну чего встал? Двигай, двигай!

Редников тронулся с места и, поеживаясь, направился к выходу. Милиционер встретил его недобрым взглядом:

– Ну и рожа у тебя… Пьянь чертова!

Однако, к удивлению Редникова, от сотрудника органов правопорядка тоже неслабо разило спиртным. «Может, это он тут надышался?…» – предположил Герман.

– Иди! – Милиционер ткнул его в бок, и Редников побрел по узкому коридору с выкрашенными в грязно-коричневый цвет стенами.

Вне комнаты было совсем не холодно. Даже жарко. Поэтому, когда Герман дошел до помещения, в котором хранилась одежда и вещи доставленных, он уже совершенно отогрелся.

– Заходи! – сказал милиционер, открыв решетчатую дверь, сваренную из прутьев толстой арматуры.

Редников шагнул внутрь. Вдоль стен находились ящики, заполненные всевозможным шмотьем. Милиционер подошел к одному из них и достал оттуда футболку, шорты и кроссовки.

– Это не мое… – пробормотал Редников.

– Как это – не твое? – удивился сотрудник вытрезвителя и еще раз глянул на жестяную бирку, прибитую под ящиком. – Номер десять! Значит, твое! Бери! – И он сунул вещи в руки Германа.

– А чего все такое грязное-то?… – Парень с ужасом принялся рассматривать одежду.

– Все претензии предъявляй самому себе! Пить меньше надо! – ухмыльнулся милиционер.

От него вновь шибануло таким амбре, что Редников даже поморщился.

– Одевайся! – рявкнул блюститель трезвого образа жизни.

Герман влез в шорты, натянул майку и обул кроссовки.

– Теперь пойдем в дежурку! Там распишешься, что все твои вещи возвращены в целости и сохранности!

Редников быстро пошарил руками в карманах. Паспорт действительно был на месте. А вот деньги куда-то пропали… Впрочем, сумма у него оставалась небольшая, к тому же он не был уверен, что не потратил ее сам…

Но папка?!

– А вы ничего не забыли мне отдать? – осторожно спросил Герман.

Лицо милиционера вытянулось: