— Почему бы тебе не объяснить это моему брату?

— Я хотела, но не успела. Он дернул оттуда быстрее пули.

— Ты звонила ему? — печально поинтересовался Артем.

— Да, но Лёша не брал трубку. — Увидев очертания своего дома, я вновь ускорила шаг. — Я знаю, что виновата. Мне не хотелось рассказывать ему про Донских, и получилось только хуже. Теперь я обманщица, которая использовала их обоих для своих целей.

— Тебе нужно объясниться. То, что с ним происходит, это не нормально. Он не будет со мной этого обсуждать, да и, пожалуй, ни с кем. Но, скажу прямо, я его таким не видел никогда.

Мне захотелось провалиться под землю.

— Я облажалась, знаю.

— Ради тебя он забил на свои занятия, работу и даже на принципы. — Речь Артема от волнения временами становилась невнятной. — Поднял всех на уши, мотался по городу, пытаясь тебе помочь. И что самое неприятное, отменил поездку в Москву. Он копил деньги на кохлеар, готовился и надеялся, что это поможет ему вернуть слух.

— Прости, я не знала. — Мне стало жутко стыдно. — Кохлеар?

— Чип, который имплантируют во внутреннее ухо, — объяснил парнишка. — Он принимает сигналы. А за ухо крепят процессор, который усиливает звуки. Это в двух словах. Трудно сказать, возможно ли это после его травмы, нужно обширное медицинское обследование. Но местные врачи говорят, что небольшая надежда есть.

— Он что, сможет слышать? — спросила я, поворачивая во двор.

— Он очень надеется.

— Слышать как все? Как мы с тобой?

— Почти. Не знаю, с чем сравнить. Как если бы у него был цветной телевизор, а теперь будет черно-белый.

— Это всё равно потрясающе, — воскликнула я.

— Он старается не обнадеживаться понапрасну, — уточнил Артем. — Всё зависит от внутренних повреждений, и только столичные врачи могут сказать точно, насколько это реально.

— Но почему он не поехал?

— Тебе же нужна была помощь. И он пожертвовал своей мечтой ради тебя.

— Я тварь, и сейчас это осознаю.

— Да брось. Не так грубо, но ты и правда теперь со всех сторон виновата.

— Я обязательно постараюсь все исправить, — пообещала я, поворачивая к своему подъезду. — Где Лёша сейчас, не знаешь?

— Он получил сообщение и куда-то сорвался. А я навожу порядок в его квартире. — Артем вздохнул. — Гитара, к сожалению, не подлежит восстановлению.

— Не знаешь, та тетка опознала мужчину с администрации? — поинтересовалась я, доставая ключи от квартиры.

— Лёха не говорил об этом, просто ма́тькался и размахивал гитарой, чтобы я отвалил. Надо спросить, когда вернется.

— А что насчет Усика?

— Я поставил жучок в его кабинете, — голос парня приобрел довольные нотки. — Записываем всё.

— Что-то интересное было?

— В основном он общается по работе и на своем тарабарском, но меня заинтересовала одна фраза. Он сказал кому-то по телефону: «Да. Эта сука натворила дел, и она потопит нас всех. Надо решать». Это всё. — Артем помолчал и добавил: — Но так красиво сказал, почти как крестный отец из одноименного фильма!

— Действительно интересно. — Я зажала телефон между плечом и ухом, чтобы вставить ключ в замочную скважину. — Я тоже кое-что узнала: Пилькевича отравили дигоксином, отпечатков нет. Сеню в вечер убийства огрели по голове, стоило ему только войти в квартиру Маши. Он потерял сознание. Говорит, что возле тела валялись косметические принадлежности, помады всякие и прочая дребедень. Уже нашли предмет, которым убийца огрел его по… голове….

Стоило мне только вставить ключ в скважину, как я поняла, что дверь не заперта. Она медленно отворилась, и моему взору предстала ужасающая картина: в квартире всё было перевернуто вверх дном.

— Перезвоню, — отрывисто сказала я и дрожащими руками убрала телефон в сумку.

Шкафы, все до одного, были открыты, вещи с полок вывалены на пол, повсюду разбросаны мои личные вещи, книги, документы. Переступив порог, я огляделась и заметила, что стулья в кухне также были опрокинуты.

Кто-то что-то искал в моей квартире. Или просто пытался запугать. Сердце учащенно забилось.

Я сделала неуверенный шаг и с ужасом уставилась на клочок бумаги, лежавший на столе. В записке было всего несколько слов: «Не лезь в это». Прочитав, я в ужасе отбросила её от себя.

По спине пробежали мурашки.

Задыхаясь от волнения, я выбежала в подъезд, резко захлопнув за собой дверь, и огляделась. Куда мне идти? Что делать? Нужно спрятаться и не показывать носа. Так неприятности точно обойдут меня стороной. Нет. Нужно успокоиться и подумать.

Я лихорадочно постучала в дверь Кате.

Тишина. Взглянув на часы, я поняла, что она явится не раньше чем через час. Черт! Меня охватила паника. Не мешало бы остыть и привести мысли в порядок.

Недолго думая, я ринулась вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. В подъезде было темно.

Добегу до восьмого этажа, от стресса и следа не останется, — не успела я об этом подумать, как ноги сами остановились у дверей Домового. Мне даже не пришлось нервно барабанить в дверь, как на пороге появился хозяин квартиры в рваном халате на голое тело, розовых носках и с рыжей всклокоченной шевелюрой.

— Заходи, — икнул Петрович и отошел в глубь коридора.

— Вы уверены, что я могу пройти? — переспросила я, окунаясь в запах жареной рыбы.

— Ты уже вошла, — констатировал Домовой, толкнув дверь.

Та со скрипом захлопнулась. В коридоре стало темно и тихо. Я включила свет и тут же поёжилась, случайно рассмотрев сквозь дыру в халате сморщенные гениталии хозяина квартиры.

— О боги, — воскликнула я, отворачиваясь, — вы не могли бы запахнуть халат. Каждый раз одно и то же. Вы же не хиппи, в конце концов. Не стоит светить этим перед дамой!

— Конечно, не хиппи, — проворчал он, удаляясь на кухню. — В последний раз ты называла меня Дерьмодемоном.

— Просто я никогда не видела вас трезвым!

— А я никогда не видел тебя спокойной. — Петрович сел за стол и достал бутылку. — Что ж за баба такая, которая вечно орет?

— Похоже, я вошла не в ту дверь, — заметила я на полпути к кухне и тут же напоролась шевелюрой на висящий слева зонт. Волосы зацепились за спицы. Пришлось выругаться и несколько раз настойчиво дернуть головой. — Что ж вы его не закроете?! Ну, ничего у вас не меняется. Ладно, зря я приперлась, пойду, пожалуй.

— Садись, — улыбнулся изрядно поддатый Домовой во все двенадцать оставшихся зубов.

— Нет уж, увольте, — отмахнулась я и вернулась в коридор.

Пол под ногами был таким грязным, что я тотчас пожалела, что оставила обувь у двери.