– Нет. Я пытаюсь доставить их туда, где они будут в безопасности.

Отис снова посмотрела на нее, взгляд его был острым, как разделочный нож.

– Если бы не они, ты бы уже давно остыла и лежала в лесу, с пулей в своей хорошенькой головке, пока тебе не выкопали бы могилу. Как только ты вышла из машины, снайпер взял тебя под прицел. А он стреляет без промаха.

– Вы не такой, каким себя изображаете.

– Значит, ты теперь знаешь меня лучше, чем я сам.

– Не лучше. Но достаточно. Вы сделаете то, о чем я прошу, но хотите меня напугать, так, чтобы я больше к вам не сунулась.

– Думай так, если тебе нравится. Но это не делает чести твоему здравому смыслу.

– Я могу заплатить вам двенадцать тысяч – за жеребца и за перегон арендованной машины в Луисвилл.

Еще по дороге она достала из сумки двадцать тысяч и разделила их на пять стопок.

– Двенадцать тысяч? – Отис рассмеялся и покачал головой. – Да я за двенадцатью даже не нагнусь.

– Я не прошу вас нагибаться. Четырнадцать, больше не могу.

– Двадцать.

– У меня восемь детишек на руках. Вы ведь совсем не такой, мистер Фошер.

Он закатил глаза и уставился в потолок.

– Раз – и вдруг «мистер Фошер». Если бы я сказал им, что ты другой человек, никто в мире не поверил бы ни одному моему слову. Восемнадцать.

– Пятнадцать пятьсот. Это все. Ни долларом больше.

– За жеребца и за перегон машины в Луисвилл. А за телефон моего мальчика-строителя?

– Придется вам дать его бесплатно. Оказать мне любезность.

– Любезность?

– Да.

Он снял соломенную шляпу, разгладил седые волосы и снова надел ее, что оказалось сигналом. Раздался выстрел, и ближайший к ним висячий горшок треснул. По крыльцу разлетелись осколки терракоты, земля и плющ. Джейн сидела, глядя на мусор на полу и слушая, как эхо выстрела мечется по лощине, отдается от леса. Когда снова наступила тишина, она сказала:

– И все равно придется вам оказать мне любезность.

– Это была точка. А любезность не входила в тему переговоров.

– Хорошо, – сказала Джейн, после чего достала из карманов куртки четыре пачки со стодолларовыми купюрами. Вынув пять сотен из одной пачки, она оставила их себе, а остальное положила на столик. Отис встал с кресла и посмотрел на нее:

– Дозье не должен был привозить тебя сюда. Он знал, что не стоит этого делать. Но он всегда был таким.

– Он был благодарен мне, только и всего. И гордился вами.

– Теперь помолчи, я скажу речь. Есть две причины, почему хорошенькая девушка не лежит в лесу и ей не копают могилу. Во-первых, дети. Но если приедешь еще раз, никакие дети не помогут. Обещаю тебе долгий сон вместе с червяками.

Он помолчал, Джейн ничего не сказала, и это, похоже, понравилось ему.

– Во-вторых, ты меня заводишь, – продолжил он. – Никогда не встречал таких, как ты. Но в следующий раз даже это не поможет: у тебя будет две минуты. А теперь иди и жди в своей арендованной машине. Через полчаса мой человек пригонит жеребца с бумагами, по которым машина будет твоя. Какое имя поставить?

– Я лезу в карман только для того, чтобы достать водительское удостоверение с именем.

– Валяй.

Она вытащила из внутреннего кармана с полдюжины водительских прав, сняла с них резинку, выбрала документ на имя Мелинды Джун Гарлок из Риверсайда, штат Калифорния.

Отис ушел в дом, не притронувшись к деньгам на столе. Когда Джейн встала с кресла-качалки, в дверях появилась миловидная женщина лет сорока. Джейн познакомилась с ней несколько лет назад, когда Дозье привозил ее сюда: Марго Фошер, третья жена и мать младших детей, которые еще не учились в колледже.

– С вами все в порядке, дорогая? – спросила Марго.

– Бывало и лучше.

Взяв деньги со стола, Марго сказала:

– Не обращайте внимания на старого медведя. Он ворчит, но не кусается.

– Но зубы у него есть, – возразила Джейн. – Впрочем, дело не в нем. Это мир такой.

– Я слышала кое-что о вас и о мире. Уверена, в этом нет ни слова правды. – Марго улыбнулась, посмотрела на машины и сказала: – Я бы принесла чай и кофе. И печенье для детей. Но кажется, момент неподходящий.

– Спасибо, – поблагодарила Джейн. – Я подожду в машине.

– Берегите себя, – сказала Марго.

– И вы тоже. Рада была снова увидеть вас.

– И я. Честно.

Озёра тумана, скапливавшегося там и сям в удлиненной впадине, отступали перед надвигающимся днем, зеленый луг с каждой минутой все шире открывался глазу, дома из кедра, построенные Фошерами, на ярком солнце казались скорее серебристыми, чем серыми. На открытом пространстве, на большом расстоянии друг от друга, стояли желтые тополя, а вокруг них высилась стена из диких деревьев разных видов.

Это напоминало сельскохозяйственный кооператив меннонитов. Но здесь не выращивали ничего, даже конопли. Сюда завозили в больших количествах химикаты, из которых получали наркотик под названием «шведский стол». Товар уходил в сошедший с ума мир, к обеспокоенным, измученным людям, которые покупали вещества, необходимые, чтобы прожить ночь, выстоять днем и забыть о том и другом.

Услышав выстрел, Лютер вышел из машины и встал у дверей. Когда Джейн вернулась, он спросил:

– Все в порядке?

– Почему все спрашивают меня об этом? Через полчаса у нас будет машина.

Оглядев впадину, он сказал:

– Рад слышать. Нехорошее место.

– Да, – согласилась Джейн. – Но если честно, после смерти Ника мне здесь спокойнее, чем где-нибудь еще.

Отис Фошер предоставил им клюквенно-красный «крайслер-вояджер» 1988 года выпуска – минивэн с потрескавшейся краской и проржавевшими порогами, у которого к тому же не хватало одного из шести сегментов решетки радиатора: развалина развалиной. Но в увеличенном подкапотном пространстве разместился двигатель V-8 объемом триста восемьдесят три кубических дюйма, собранный из лицензионных деталей производства «Дженерал моторс», со стальным коленвалом и гидравлическим роликовым распредвалом, степенью сжатия 9.7: 1 и алюминиевыми головками цилиндров «Фаст берн». Вся ходовая часть была новой, и только кузов остался неизменным с 1988 года. Тайну машины выдавали только покрышки, способные выдержать любое насилие над ними. Поэтому Лютер без труда ехал на той же скорости, что и «форд-эскейп», тюнингованный в Мексике.

На парковке торгового центра в Форт-Смите, штат Арканзас, она измерила ноги детям и произвела некоторые подсчеты. Взяв ее записи, Лютер отправился в магазин и купил двенадцать пар кроссовок. Из этого набора они, не привлекая к себе ненужного внимания, выбрали восемь пар, подошедших по размеру. Кроме того, он купил нижнее белье и носки разных размеров.