— Все нормально, — солгала Шарлотта. — Просто устала.

На вопрос водителя, первый ли она раз в Новом Орлеане, Шарлотта ответила отрицательно, надеясь, что он замолчит.

Ник ждал ее в слегка поблекшем роскошном отеле на Пойдрас-стрит. Шарлотта страшно устала и проголодалась. Без чемоданов и в парике она чувствовала себя проституткой. Зашла в туалет вестибюля, почистила зубы, умыла лицо, сполоснула подмышки.

Села в лифт и поднялась в номер.

— Сожалею, дамочка, — произнес Ник, подражая Джону Уэйну, — вы чертовски очаровательная брюнетка, но ко мне вот-вот приедет жена, блондинка.

Номер был обычный, не апартаменты.

— На самом деле я ищу мужа, — сказала Шарлотта. — Может, вы его видели? Импозантный такой мужчина, без бороды. — Она дернула за бороду. Джерачи уже два года как ее отпустил, а Шарлотта не знала. Он посылал ей магнитофонные пленки с записью своего голоса, но ни разу не отправил фотографии.

Они стояли в дверном проходе. Несмотря на шутки о парике и о бороде, оба пребывали в полном замешательстве: после столь долгой разлуки реальность казалась сном.

— Ты ведь настоящий?

Шарлотта ткнула в мужа пальцем: не привидение ли перед ней.

Это разрядило обстановку, и они обнялись, закружились, пнули ногой дверь, чтобы захлопнулась.

Туфли и одежда вмиг слетели, и супруги очутились на кровати. Дело пошло плохо. Усталая Шарлотта давно не принимала душ. Оба дрожали, пальцы не слушались. Они набросились друг на друга лишь потому, что того требовала ситуация. Получилось так несуразно, что Ник потом запустил в стену бокалом, а Шарлотта свернулась калачиком и натянула на себя простыни.

Дальше пошло лучше. Пили розовое шампанское со льдом, несмотря на столь ранний час. Ник подарил Шарлотте раскрашенную деревянную шкатулку, полную мексиканских украшений, которые она обожала, и альбом Чета Бейкера в подарочной упаковке. Шарлотта слышала имя, но не музыку.

— Тебе понравится, — уверил он. — Это красивое творенье, как и ты. Взгляни на обложку.

С фотографии смотрел Бейкер в бежевом свитере, великолепный и знаменитый, а позади блондинка с закрытыми глазами, в черном свитере, уткнулась носом ему в шею, излучая невыразимую грусть, будто чувствовала, что никогда не сможет обуздать его пороки. Она даже не узнает, какой дьявол в нем сидит.

— Это ты, — сказал Ник.

Из-за усталости с дороги, страха, плохого секса и шампанского, ударившего в голову, Шарлотта не сразу поняла, что женщина всего лишь похожа на нее.

— О, дорогой. Она же совсем другая.

— Потому что ты лучше.

— Конечно, — Шарлотта закивала. — В этом вся разница.

Она отправилась в душ.

Пока Шарлотта приводила себя в порядок, Ник посмотрел на размер одежды и позвонил в магазин, рекомендованный Аги Трамонти. Описал жену продавцу: «Сорока четырех лет, но молодая, элегантная, утонченная, не броская, но от этого только привлекательней, нечто между Одри Хепберн и первой леди, только блондинка».

— С кем ты разговариваешь? — спросила Шарлотта. Номера сдавались без халата, но она надела халат мужа.

— Ни с кем.

— С подружкой?

— Даже не шути так.

Она пожала плечами.

Через двадцать минут приехала женщина из магазина и вкатила тележку с самой разной одеждой подходящего размера. Шарлотта привезла с собой в Новый Орлеан только то, что поместилось в большую летнюю сумку, и пришла в восторг от новых нарядов. Выбрала несколько на удивление красивых вещиц — продавщица глазом не повела. Шарлотта спросила, могут ли они себе это позволить, и Ник велел ей не беспокоиться (о тратах позаботился Аги, о чем говорить не обязательно). Супруги приоделись и отправились гулять по Французскому кварталу. Шарлотта спросила, как могут они спокойно бродить по крупному американскому городу, и Ник ответил, что это долгая история, а если вкратце, то никто из его недругов не может и ступить в город без разрешения одного влиятельного человека.

Он не упомянул имени Карло Трамонти, и Шарлотта не стала расспрашивать подробности. И это ему в ней нравилось.

Шикарно поужинав в ресторане «Галатуар», они вернулись в отель с бутылкой красного вина. Ник сбрил бороду, хотя Шарлотта не просила об этом. Зато оценила жест. Разговаривали до рассвета, наверстывая упущенные два года, что было невозможно, и дважды предались любви, с заметно лучшим результатом.

Наутро Шарлотта Джерачи, не вставая с постели, принялась разгадывать кроссворд. Между шторами была щель, и кровать рассекал луч яркого солнца. Рядом, в белой майке и голубых пижамных штанах, спал Ник. Шарлотта лежала обнаженной поверх одеял. Ник был одет. Она загорела, хоть и была натуральной блондинкой, — в Нью-Йорке выдалась хорошая весна, и можно было загорать у подогретого бассейна. От бикини остались белые полоски, и в свои сорок четыре Шарлотта не выглядела глупо в открытом купальнике. Хотя Ник — сицилиец по матери и отцу, у него всегда были достаточно светлые волосы, и он сошел бы за ирландца или англичанина, а теперь совсем побледнел, хоть и провел два года в тропиках. Борода защищала кожу от солнца. Без нее он больше походил на себя прежнего. Мышцы на лице обвисли из-за болезни Паркинсона. Даже не скажешь, что он всего лишь на три года старше жены.

Ник проснулся. Потянулся и провел рукой по изгибу груди. Как он боялся никогда не увидеть ее. Эту грудь. Кроссворды. Шарлотта разгадывала их, только когда ее что-то беспокоило. В этом одна из прелестей брака: знаешь человека так хорошо, что капризы и странные привычки перестают удивлять и сводить с ума, принося утешение. Ник чувствовал сквозь одеяла теплоту солнечного луча.

— Я ненавидела тебя, — сказала Шарлотта, глядя на него.

— Доброе утро, — отозвался Ник, притягивая ее к себе.

Впервые почти за три года они проснулись вместе.

— Знаю, надо винить твоих недругов. Я так и делаю. Но мне сложно. Тайна, покрытая мраком. Хочется свалить на тебя всю ответственность.

— Все позади, — успокоил Ник. — Наша семья пережила разлуку. Девочки у нас сильные. Мы хорошо их воспитали. Скоро будем вместе. Я преодолею все препятствия ради тебя. Ради тебя, ради них. Я уже прокладываю дорогу обратно, милая. Поверь мне.

Шарлотта отбросила кроссворды и высвободилась из его объятий.

— Уже второй раз, Ник. Ты исчез дважды. Думаешь, редкие звонки и одна ночь все покроют? Бесконечные записи, где ты говоришь о джазе, мировых событиях и прочитанных книгах? Для меня это не позади, Ник. Мы не прошли и полпути. Даже сотой доли. Я люблю тебя, очень люблю, но и ненавижу тоже. Послушай. Пойми. Я вижу… и не смотри на меня так. Я вижу, ты не осознаешь, каково мне сейчас.

Неодобрительное выражение на лице Джерачи на самом деле было вызвано болезнью Паркинсона. Он смотрел на грудь, на полоску без загара, думая, как ему повезло, как прекрасно они станут жить, когда все закончится. В то же время Ника беспокоило открытое бикини и сомнения, нет ли у нее другого. Нет. Шарлотта не посмела бы, возможно, даже не захотела бы.