Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не очень себя люблю, но всетаки обидно, когда лучшие подружки поздравляют с днем рождения только в моем собственном сне.
Я была неправа. До вечера мне позвонили две другие подружки. Даже моя Ийка прислала сообщение: клише с сердечком и английскими словами «Happy Birthday», повергшими было меня в уныние. Но я всетаки преодолела себя, не расплакалась – ведь она могла и вообще не вспомнить.
По дороге к родителям я зашла в супермаркет и, особенно не шикуя, набрала вкусных продуктов и купила цветов, любимых маминых внесезонных хризантем, с холодным и свежим запахом, чтобы поблагодарить их за то, что они родили и воспитали меня. Вот такую, как я есть.
Наверно, собственное решение ехать с Иркой произвело на меня сильное впечатление. И я, чуть корректируя события и опуская болезненные подробности (в частности, мою встречу с Хисейкиным и горячее желание убить его), рассказалатаки родителям о том, что Иечка решила попробовать пожить с папой.
– Вы же знаете Вадика – он за все хочет большой платы. Пообещал устроить ее в хороший институт.
И вот теперь желает, чтобы Ийка побыла с ним. Они же редко виделись в последнее время.
– Понятно… – Мама с папой переглянулись. – А в какой институт, Сашуня, она хочет поступать?
– Точно не знаю, – бодро улыбнулась я. – Но точно не в медицинский. Может, на дизайн… гм… на компьютерный… Туда трудно поступить.
– А разве Иечка… освоила рисунки на компьютере? – осторожно спросила мама. – Ты же говорила…
– Так вот именно! – нашлась я. – У Вадика специальные программы стоят в компьютере… художественные… И компьютер совсем другой… В нашем памяти мало… Не хватает мегабайтов… Понимаете?
Мама положила руку на папину ладонь и кивнула:
– Хорошо, Сашенька. Наверно, вам виднее.
Не думаю, что родители мне до конца поверили, но, по крайней мере, одна тяжесть с души снята – врать в главном больше им не надо. И можно теперь не беспокоиться, что все откроется, когда я буду в отъезде. Если Ийка вдруг решит приехать к бабушке с дедушкой в гости и начнет рассказывать, что да как происходило в ее жизни в это время… Будет, так же, как и я, выбирать, приукрашивать. Моя ведь школа. Как говорить пятую часть того, что хотелось бы сказать, как молча улыбаться, когда хочется кричать, как принимать из рук Хисейкина бутерброд с вспотевшей белорыбицей и кушать под его ненавидящим взглядом, не подавившись.
Нарисуй мне неведомый край,
Солнце, луну – и на пыльной дороге
Двух человечков на Единороге.
В аэропорту Домодедово, пока я ждала Ирку, я купила диск с аудиокурсом «Евроинглиш» и с некоторым сомнением вставила его в Ийкин старый плеер, не уверенная, что под таким многообещающим названием не содержится самый обычный курс, скучный и бесполезный. Но первый же диалог заставил меня прислушаться повнимательнее и улыбнуться. Сдав свой небольшой чемодан, я ходила и с удовольствием слушала упражнения и диалоги. Главное удовольствие все же заключалось в том, что я практически все понимала. Вот они, детские знания. Английский я учила в советской спецшколе, но крайне старательно, поэтому даже объясниться коекак могу. В тот момент, разгуливая по огромному залу отлично отремонтированного аэропорта, глядя на спешащих или, наоборот, истосковавшихся в ожидании отложенного рейса пассажиров, я даже и предположить не могла, как же мне в самое ближайшее время пригодится мой аккуратный, скромный английский язык!..
Ирка ворвалась в двери зала отлета в самый последний момент. За ней спешил отдувающийся Филимончик, который решил обязательно проводить любимую жену и сдать мне ее с рук на руки. Помощник Филимончика тащил очень небольшой чемодан, вроде моего, и я, зная Иркину страсть последних лет – надеть на себя все, что продается на главных полках в ее любимом бутике, слегка удивилась, но спрашивать ничего не стала. Ирка сама с хохотом показала на свое хилое снаряжение:
– Вот полюбуйся, друг мой разлюбезный Филимонушка ничего взять с собой не разрешил, кроме трусов с начесом! Чтобы коечто не отморозить на скалистом бережку!
Василий Семенович Филимонов, уважаемый член проправительственной фракции в Государственной Думе, председатель разных комиссий и очень серьезных комитетов, замахал на нее руками:
– Иришка! Все купишь там! Будет чем заняться!
Ирка подмигнула мне:
– Ага, вместо ночного диско будем ходить шлепки выбирать и шапки для купания! Ну, ладно, ладно… – Она чмокнула Филимончика в толстую щеку, проверила, не отпечаталась ли помада, потрепала за ухо и тише проговорила, подмигивая мне короткими, явно недокрашенными сегодня ресницами: – Вообщето нам здесь не положено, надо бы в vipзал пройти.
Молча стоящий чуть в сторонке помощник Филимончика кивнул и первым пошел к ярко горящей табличке «Только для vipпассажиров». Что ж, путешествие начинается. «То ли еще будет!» – очень легкомысленно подумала я, шествуя в числе «очень важных персон» в отдельный зал.
В vipзале было еще холоднее, чем в неvip, яростно дул ледяной кондиционер, и несколько пассажиров, уже заранее надевших темные очки, лениво попивали кофе и листали журналы. Филимончик заказал себе кофе с коньяком, рюмочку тут же опрокинул, с надеждой глядя на Ирку. Та покачала головой:
– Вторую – никак, по крайней мере при мне.
Кофе он лишь понюхал, вздохнул и отдал чашку Ирке:
– Нельзя мне, сердце чтото и так колотится сегодня. Только нюхать… Сама бы съела чтонибудь, а, Ируся? Купить тебе корзиночку с желе?
Пока Ирка с Филимончиком ворковали и нежно прощались, я слушала объявления, напряженно пытаясь разобрать, на какой именно рейс закончена регистрация, и мне почемуто казалось, что уже второй раз объявляют наш рейс. Помощник Филимончика, корректно маячивший поблизости, подошел к обнимающимся Ирке и Филимончику и, глядя в сторонку, заметил:
– Ирина Михална… Ваш рейс. Надо бы поспешить…
– Оой! – просто взвыла Ирка и, еще раз пять расцеловав Филимончика, сказала: – Все, начинай считать минуты!
Филимончик, надо сказать, довольно подозрительно при этом поглядывал на Ирку и то и дело поправлял единственную лямку короткой шоколадной маечки, все норовившую свалиться с ее мягкого плеча.
– Надо бы накинуть чтото… гм… так не очень… – бормотал он. И только взглядывая на меня, успокоенно вздыхал: – Саша… На тебя вся надежда!.. Ты же не будешь по ночам до утра там… всякое, а?
– Не буду Василий Семеныч! – честно отвечала я.
– Филимон! Прекрати! Поселил меня в один номер с докторшей, так она мне клизмы будет каждый вечер ставить и… и… утром чуть свет будить, на зарядку и холодные обтирания. Так что радуйся.
Ирка меня предупредила, что Василий Семеныч отпустил ее с условием – ей закажут самый лучший номер, трехкомнатный и двухуровневый, но жить она будет в нем вместе со мной.