«…Любимый актер всегда узнаваем. Нет, не в очевидном значении этого слова, а в ином, особом, архетипическом смысле. Мало окончить «Щуку» и сняться в кино, чтобы тебя запомнили и полюбили. Много званных да мало избранных! В облике экранной или сценической «звезды» непременно должен запечатлеться некий вечный, общечеловеческий тип. Увидел – и тебя сразу охватывает чувство радостного узнавания, ощущения, что этого человека ты уже встречал. Тебе знакомы до мелочей его лицо, голос, манера говорить, его взгляд и повадки… Именно так я и подумал, впервые обретя Ширвиндта на киноэкране. На самом деле я просто встретился с талантом.

Есть и еще один верный признак дара: увидев настоящего актера в какой-нибудь роли, ты навсегда запоминаешь персонаж именно таким, именно в таком воплощении – и ни в каком другом. Для меня, например, граф Альмавива – это Александр Ширвиндт. Навек. И своего права первой ночи герой Бомарше не может добиваться иначе, а только так, с усталой неспешностью целеустремленного греховодника, что категорически не соответствует легендарной семейной устойчивости юбиляра. После фильма «Приходите завтра!» для меня тип шкодливого «мажора» тоже обрел нестираемые черты. Вот он вечный конфликт – «талант по происхождению», глумливо утесняющий простенькую Фросю Бурлакову, талантливую по рождению. Ах, как это современно сегодня, когда размножившиеся внуки лауреатов сталинских премий заморочили нас своей нафталиновой новизной!

А вот господин из общества, перемещающий с фуршетного стола в свой боковой карман черную игру Как забыть его бархатный взгляд, седеющую шевелюру и тихий аристократизм умного прохиндея! Сколько таких «господ из общества» кормится сегодня на нефтегазовых пирах Отечества! Особо надо сказать об умении Ширвиндта ронять гомерически смешные репризы голосом засыпающего гипнотизера! Пытались многие – получилось только у него.

История театра полна мистических тайн. В самом деле, только промыслом музы комедии Талии Александр Ширвиндт, помыкавшись по иным сценам, вот уже 44 года верно служит Театру Сатиры, из них 14 лет в качестве художественного руководителя. На эту должность он заступил именно в ту пору, когда сатира, не увядавшая даже в охраняемых советских парниках, в свободной России стала сохнуть, как фикус в пустой квартире отпускников. Усмешливое проведение, словно мудрая партия, бросило Ширвиндта на гиблую постсоветскую сатиру не случайно. Он уникально, не по-актерски, а по-писательски чувствует слово, его многожальную остроту, потому-то и сочинил, попыхивая легендарной трубкой, не один десяток искрометных миниатюр, которые с успехом озвучивали в людных залах не последние наши артисты. Именно Ширвиндт со товарищи возвел театральный капустник в ранг полноценного смехового жанра, возлюбленного с помощью телевидения миллионами граждан. Нет, не случайно Талия именно на нем остановила свой веселый взгляд!

Мне довелось в качестве автора сотрудничать с Театром Сатиры, и скажу со знанием дела: за усталым добродушием и мягким острословием Ширвиндта скрыты «хищный глазомер» театрального стратега и, как сказал бы Ходасевич, «непоблажливость игумена», пасущего свое артистическое стадо «процветающим жезлом». Александр Анатольевич умеет так нежно отказать, снабдив на дорожку свежим анекдотом, что ты выходишь из его кабинета в сыновнем умилении. Ну, а если он вступает с тобой в творческий сговор с целью создания высокохудожественного спектакля, ты вскипаешь гордостью и готов к творческому самопожертвованию, которое примут с тихой отеческой улыбкой…

Ну как я мог обмануть ожидания такого человека, вступившего со мной в творческий сговор! Одна беда – никак не придумывался «сатировский» сюжет. Ожидание затянулось. И вот уже Ширвиндт в атриуме музея Пушкина на моем юбилее 12 ноября 2014 года, поздравив, прилюдно и строго спросил меня:

– Юра, когда?

– Скоро…

– Дата!

– 1 мая, – ответил я наобум.

– Какого года? – уточнил на всякий случай Ширвиндт.

– Следующего.

– Ну, смотри, юбиляр!

Когда мозг прояснился после юбилейный излишеств, я понял: у меня всего полгода, а сюжета нет как нет. Я уже начал перелицовывать для пьесы наброски нового романа, но сюжет, предназначенный для прозы, так же подходит пьесе, как хомут собаке. И вот однажды, сидя на концерте певицы Ирины Шоркиной, исполнявшей русские романсы, я вдруг «поймал» сюжет. Откуда он появился в моей голове, до сих пор не пойму. Сначала возникла мысль о краже ядерного чемоданчика президента, а дальше этот стержень стал обрастать событиями, как деревянная палочка сахарной ватой. От радости я позвонил Ширвиндту:

– Александр Анатольевич, я придумал отличный сюжет!

– А раньше ты чем занимался? – хмуро поинтересовался он.

– Раньше разрабатывал другой, но этот лучше. Бомба!

– Приезжай – понюхаем.

Я помчался. Мэтр встретил меня с трубкой в зубах.

– Рассказывай!

– В общем, так: муж уехал в командировку.

– Оригинально! – он сердито пыхнул дымом. – Дальше!

– К жене пришел любовник.

– Еще оригинальнее, – Ширвиндт посмотрел на меня с тоской. – А муж, наверное, неожиданно вернулся, да?

– Да. Откуда вы знаете?

– У меня с детства дар предвидения. Юра… – далее последовала интеллигентная композиция из матерных слов. – Что с тобой? Ты заболел?

– Нет, я здоров, а вот муж вернулся с чемоданом.

– А в чемодане бомба, которую ты мне обещал, так? – сурово спросил Ширвиндт.

– Нет, это ядерный чемоданчик, он носил его за президентом и украл…

Мне показалось, в этот момент от удивления застыло не только лицо худрука, но и голубые клубы дыма – они стали похожи на очертания школьной контурной карты.

– Неплохо. Сколько уже написал?

– Половину, – бодро соврал я. – Но к 1 мая будет готово!

– Давай к 15-му. Праздники. Я на рыбалку уеду…

Закончив комедию в срок, я испытывал радость не только от своей пунктуальности, но и от результата. Мне показалось, я написал именно то, чего не хватает современной российской сцене, – настоящую сатиру в духе Эрдмана, Катаева и Булгакова. Вскоре состоялась читка в театре, на этом настоял я, хотя Ширвиндт меня отговаривал. К моему изумлению, повторилось то же самое, что и с «Хомо эректусом». Актеры встретили комедию прохладно, а один народный артист сказал, что это какая-то поделка в духе Михалкова. Интересно, что на читке комедии Шендеровича, впоследствии с треском провалившейся, труппа хохотала как безумная. Я давно заметил, людям, обитающим в театре, нравится совсем не то, что зрителям, пришедшим с улицы. Настроение актеров передалось приглашенному режиссеру-постановщику Эдуарду Ливневу, который начал задавать мне странные вопросы: «О чем наш спектакль?» А это – признак надвигающейся катастрофы.

Прочитав окончательный вариант, мне позвонил Ширвиндт и пригласил на разговор:

– Ну, и что мы будем делать с президентом? – спросил он.