Во-вторых, соотношение сил сторон по общей численности кавалерии явным образом являлось более благоприятным для шведов, чем по артиллерии и пехоте. Следовательно, было бы целесообразным как можно более усилить, а не ослаблять ударную мощь конницы. Остается только предположить, что Карл решил оставить ряд кавалерийских полков в лагере в связи с их ослабленным составом и неудовлетворительным моральным состоянием солдат, поскольку среди семи полков, оставленных под общим управлением командира Уппландского драгунского полка полковника Андерса Веннерстедта (Anders Wennerstedt), были Лифляндский и Карельский рейтарские и Уппландский драгунский полки (швед. Livländska adelsfanan, Karelska kavalleriregemente, Upplands ståndsdragonregemente), участвовавшие в неудачном для шведов бою под Лесной и последующем отступлении, а также немецкий вербованный драгунский полк полковника Генриха Альбедиля (Альбедюль, Альфендель, Henrik Otto Albedyhl), разгромленный 6 февраля 1709 года в бою за Рашевку русским сводным отрядом под командованием генерала Бема в составе пяти драгунских полков, Астраханского пехотного полка, двух батальонов Преображенского полка и двух гренадерских рот[564] (немецкий полк потерял одними только пленными 162 солдата и офицера[565], а командир полка барон Альбедиль тогда был взят в плен, но впоследствии вернулся благодаря обмену военнопленными в Швецию, стал генералом шведской армии и участвовал в последнем походе короля Карла XII в Норвегии).

Нельзя также исключать, что помимо указанных соображений король предусматривал вероятность неблагоприятного исхода битвы, поэтому желал сохранить резервные части для прикрытия отхода войск с поля боя, а затем и отступления армии от Полтавы (как и было сделано в действительности – навстречу отступавшим шведам для их прикрытия были высланы Карельский рейтарский, Уппландский и немецкий Альбедиля драгунские полки, а также Шведско-Финский рейтарский полк дворянского знамени – всего более 1 тыс. солдат и офицеров[566]).

Пока шведская армия строилась для боя, стало рассветать. Причем русские уже заметили шведов – небольшой, около 50–100 всадников отряд генерала Вольмара Антона Шлиппенбаха (Wolmar Anton Schlippenbach), посланный на разведку, наткнулся на русские казачьи дозоры[567] (возможно, это был якобы остававшийся в обозе Лифляндский рейтарский полк дворянского знамени (швед. Livländska adelsfanan), из-за своей малочисленности сведенный в один эскадрон численностью 86 солдат и офицеров[568]). Генерал Шлиппенбах, проигравший русским два сражения в Прибалтике (вначале локальное боевое столкновение под Эрестфером (Эрастфер, Errastfer), а затем уже достаточно крупное – под Гуммельсгофом (Hummelshof)), и с тех пор не допускавшийся королем к ответственным должностям, вновь оказался крайне неудачлив. При прорыве шведской армии через русские редуты отряд Шлиппенбаха продолжил разведку по Яковецкому лесу в сторону русского лагеря, был вновь обнаружен и принят за крупные силы шведской кавалерии (возможно, Шлиппенбах соединился с валашским полком (швед. Vallackregementet) Сандула Кольцы в районе Яковцов). Навстречу из укреплений севернее Яковцов выступил Белозерский драгунский полк и два отдельных эскадрона, которые разогнали шведов и взяли в плен самого генерала Шлиппенбаха и его помощника, участника битвы под Лесной подполковника Герхарда Платера, командовавшего Лифляндским полком (потери в Белозерском драгунском полку составили 30 человек убитыми[569]).

По другой версии, поздним вечером 26 июня генерал Ренне лично выехал с разведывательным отрядом к шведским позициям, услышал непрерывный шум строящихся и выступающих войск и оповестил об этом русское командование, одновременно приказав готовиться к бою подчиненным ему кавалерийским частям в районе редутов[570]. Вероятно, обе версии достоверны, то есть, после известия Ренне русские заставы и пикеты с повышенным вниманием стали следить за подходами к своим позициям, и, заметив движение отряда Шлиппенбаха, немедленно дали сигнал о появлении противника. Из района расположения русских редутов начался артиллерийский обстрел шведов, что свидетельствует о вооружении пушками тех укреплений продольной линии редутов, которые были в значительной степени окончены постройкой.

В шведских рядах появились первые убитые и раненые, однако после небольшого совещания между королем, Пипером и Реншельдом, а также заслушивания мнения Левенгаупта[571], шведское командование решило продолжать операцию по принятому ранее плану – Реншельд и Левенгаупт высказались за продолжение наступления. Хотя теперь, после очевидной утраты фактора внезапности, придерживаться прежнего плана означало со всей ясностью действовать под диктовку противника.

В момент обсуждения этого ответственного решения, от которого зависела судьба армии, шведское командование, вероятно, понимало, что требуется предпринять что-то, противодействующее планам врага. Например, можно было просто вернуть солдат в лагерь, как это было 22 июня, когда вся шведская армия выстроилась к северу от Полтавы, ожидая так и не последовавшего русского нападения[572]. До подхода иррегулярной кавалерии калмыков еще оставалось время, достаточное для организации новой операции по другому плану.

Кроме того, пока солдаты еще были построены в походные колонны, можно было двинуть их в обход редутов, через Яковецкий или Малобудищенский леса.

По крайней мере, поскольку начинало светать и темнота уже не могла служить прикрытием от огня с редутов, то целесообразно было хотя бы подвезти из лагеря артиллерию, чтобы с ее помощью частично подавить и ослабить огонь русских. Тем более, как видно на картах местности (см. на схемах), юго-западнее продольной линии редутов и севернее дороги из Полтавы на Будищи и Петровку находилось возвышенное плато – высота 164, выгодная для размещения артиллерии, чтобы обстреливать как продольную, так и поперечную линии русских укреплений. Причем калибр орудий, имевшихся на вооружении редутов и дислоцированной под их прикрытием русской кавалерии – в основном 2-фн и 3-фн полковые орудия, – не позволял им вести эффективную контрбатарейную борьбу против шведской полевой артиллерии.