До колодца было тридцать метров, я снял крышку, разогнал водомерок, опустил коробку в воду. Она немного продержалась, потом всё. Без бульканья, без всякой суеты дурацкой.

Всё.

Почувствуй себя немножко Герасимом. Возвратился в свой дом. Холодно. Немного посидел в темноте, кровь стучала в ушах.

Темно. Уже совсем темно. Из окон по улице пробивается синий свет. Похитители мозгов прилетели. У Соловьёвых скандал, делят велосипед, даже мне слышно.

Я выбрался наружу. Дорога какая-то твёрдая, раньше я этого не замечал. Мне показалось, что она даже твёрже асфальта.

По рукам струились пупырышки, я не выдержал и побежал.

Над музеем горел фонарь. Хороший, галогеновый фонарь, энергии мало, свету много. Шлагбаум закрыт, я подлез. Над информационным стендом тоже лампочка. Своя, особая, маленькая.

В экспедицию записалось шестнадцать человек. Сбоку болталась ручка на верёвочке. Озеров — человек уважаемый, даже ручку у него никто не спёр. Я взял ручку и вписал.

Никита Слащёв.

Денис Чеков.

Глава 23

Блестящие ботинки

Я плохо спал. Мне снилось, что я в поезде. Лежу на верхней полке в купе, а вокруг какие-то штуки, одновременно круглые и квадратные. Я пытался с полки выбраться, но не получалось, эти кругло- квадратные вертелись вокруг и мешали. Но я всё равно пытался.

До утра.

Проснулся с трудом. И долго не мог понять, где нахожусь, проснулся или ещё нет, даже пытался нащупать эту бесформенную квадратно-круглую дрянь. Но нащупал только спинку кровати.

Очень хотелось пить. Поискал вокруг. Ничего.

Я плохо спал уже целую неделю. И плохо ел. И дышал плохо. Мне хотелось достать тетрадь и что-нибудь написать, но тетради не было.

Во вторник у меня вообще температура поднялась, так что мне пришлось даже пить водку с мёдом. На следующий день температура прошла, и я продолжал работать, а после работы готовился к экспедиции. Упырь тоже готовился, а в четверг мы вместе сходили на базар и по магазинам. Я не прикупил ничего, у меня для экспедиции всё было готово, мы раньше часто ходили в поход. А Упырь экипировался, взял тушёнку в железных банках, взял компас, ещё какую-то ерунду, не помню.

Потом мы двинулись, разумеется, ко мне, и Упырь долго рассказывал, как он ходил в походы до этого и как вчера он заглянул на геологический сайт и изучил особенности провалов в других областях, провалы эти — очень интересные объекты...

А в субботу я проснулся с трудом.

Рюкзак собран. Ещё с вечера. Старые кроссовки готовы. Всё готово. Мне было страшно. Я отправился в большой дом.

Мать жарила яичницу. Я сказал:

Доброе утро.

Доброе... — кивнула мать. — Какой-то бред на самом-то деле...

Я молчал. Напряжён был в последнее время я.

Мать потрясла газетой, шуганула муху.

Чёрт-те что, — снова сказала. — Докатились. Ограбили краеведческий музей! Во что превращается город?

Музей? — спросил я.

Музей, музей. Вот почитай.

Мать кинула мне газету. На первой полосе и большими буквами. В духе таблоидов. «Ночь мёртвой собаки».

Но статьёй это трудно было назвать, скорее большая заметка. В заметке рассказывалось, что городская общественность возмущена дерзким ограблением центра городской культуры. Вчерашняя ночь ознаменовалась проникновением в краеведческий музей и похищением нескольких ценных экспонатов. Пресс-секретарь районного УВД сообщает, что кража, безусловно, имела заказной характер — злоумышленники знали, за чем шли. Похищено несколько мелких артефактов, но главной целью преступников стало недавно приобретённое музеем чучело собаки редкой породы. Отрабатывается версия, что кража связана с предпринимательской деятельностью известного городского бизнесмена Н. И. Озерова, который в ближайшее время собирается баллотироваться в депутаты областной думы.

И какому дураку понадобилось чучело собаки? — спросила мать.

И не говори, — согласился я. — Только дураку может такая дрянь понадобиться. Полному идиоту.

Я представил, как счастливый Сенька под покровом ночи тащится через город, нагруженный чучелом ньюфаундленда. Обливается потом, глаза горят, руки трясутся, в сердце предвкушение обладания. Метеоритом.

И мне стало очень, очень смешно, давно я так не смеялся.

Какое смешное время наступило, а? Да уж. А чуть раньше мне было страшно. А теперь смешно. Жалко только. Жалко, что Сеньку не поймали.

Ты чего смеёшься? — спросила мать.

Смешно.

Болтунью будешь?

Что-то мне не хочется... Мы же в поход идём, не хочу в путь наедаться...

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.

Всё будет просто. Очень просто. Скорее всего, мне даже не придётся ничего делать, провалы — штука опасная. Каждый год кто-то туда проваливается, в МЧС даже есть специальный комплект оборудования — доставать провалившихся. А если корова исчезает или какая-нибудь мелочь вроде козы или собаки, то уж ясно, где искать. И хотя провалы огорожены колючкой, она давно сгнила, и все, кто хочет, спокойно туда пролазят. Да и территория слишком большая — всю не обмотаешь. Одно хорошо — далеко идти до провалов, почти полдня. И лес не прогулочный, а сплошной буреломник. Предыдущий мэр хотел к провалам прорубить более-менее проезжую дорогу, однако Озеров не разрешил, сказал, что тогда провалы утратят всю привлекательность. Провалы оставались дикими. Но всё равно в них кто-то да проваливался.

Они притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня лично не тянуло.

А многих других тянет.

Всё.

Время. Одиннадцать часов. В двенадцать все желающие принять участие в экспедиции должны подойти к краеведческому музею. Ровно в полдень.

— Всё будет хорошо, — сказал я матери. — Просто замечательно.

Холодно. Вообще холодно, и на улице, и так. Хотя и одиннадцать часов уже. И темно как-то, и от Соловьёвых по улице полз сивушный запах — Соловьёв-старший завершал возгонку своих чудесных эликсиров, способствовавших язволечению. В апреле его уже штрафанули, но он упорствовал в своих заблуждениях.

Надо настучать.

Я пожелал себе всяческих удач и спустился до Любимова, до асфальта. За магазином привычно пристроился в переулке неугомонный гаишник Кочкин, ждал клиентов. В прошлом году он оштрафовал родного дядю, и это не легенда. На меня Кочкин внимания не обратил, чего-то он там колупал в радаре, наверное, доплеровский эффект отыскивал.

После Кочкина я свернул на Пионерскую, тут можно срезать через пустые дома метров пятьсот, главное, чтобы собак не встретилось. Собак не встретилось. И пьянь, несмотря на субботу, тоже не встретилась, спокойно добрался до музея.