Он уже видел искаженные криками лица нападающих, женщины показывали на него пальцами и раскручивали лассо, и тут Слава решил, что иногда нужно брать судьбу в свои руки.

Бросившись вперед, протолкнувшись через ряды спешившихся и сидящих на конях защитниц, он выскочил вперед, и первое, что сделал — крепко врезал кулаком по лошади одной из нападавших. Он давно заметил, что это была их предводительница — женщина вопила громче всех и отдавала команды остальным.

Несчастное животное, которому досталось по морде кулачищем Славы, упало оглушенное, подмяв под себя не успевшую вовремя соскочить воительницу. Вячеслав побежал дальше, как разъяренный бык, он сшибал с ног всех, кто попадался под его кулак-молот — падали кони, отлетали, как горох, спешившиеся преследовательницы.

На него набросили лассо, но он так рванул за его конец, что женщина, державшая в руке веревку, вылетела из седла и, пронесясь по воздуху, грохнулась навзничь, затихла и не подавала признаков жизни.

Преследовательницы, часть из которых разметал Слава, стали поворачивать лошадей и понеслись в противоположную сторону, оставив на поле своих раненых и убитых, а также множество раненых и убитых противниц. Ржали кони с подрубленными ногами, стонали женщины — порубленные, проколотые, ушибленные, раздавленные. Слава, тяжело дыша, посмотрел на поле боя и горько отметил для себя, что в войнах нет и никогда не было никакой доблести. Только кровь, боль, грязь и смерть.

Повернув голову, он увидел причину, по которой преследовательницы отступили, — рядом уже стоял отряд воительниц из Зартуса, вооруженных луками. Они осыпали убегающих меткими стрелами, и десятка полтора из тех женщин остались лежать в прерии, как брошенные тряпичные куклы. Бой закончился.

Слава отошел в сторону и присел на лежавший у обочины ствол дерева, наблюдая, как воительницы собирают раненых, убитых и добивают чужих «подранков». Он поморщился — добивание раненых как-то не совмещалось с его понятиями о том, как надо обходиться с пленными. Впрочем, решил он, это их мир и их правила. Не надо забывать этого.

Одна из всадниц спешилась и пошла к Славе. С ней рядом маячила знакомая фигура Армилы. Впрочем, и фигуры и лица подошедших были очень похожи, за исключением того, что у той женщины, которая слезла с коня, оказалось необычайно властное лицо, чистое, без каких-либо шрамов.

— Вот он, Слава! Мы нашли его в прерии. Он отказывается рассказывать, кто он такой и откуда взялся. Говорит — ищет какую-то девушку. В дороге он качественно поработал с более чем двадцатью воительницами. Увы, половина из них сегодня погибла. Вот пока вся информация, Шарса. А как тут оказались Хисснар? Впрочем, чего я говорю… понятно, как оказались. Жаль, что мы не успели дойти… такое впечатление, что они за нами специально следили.

— Нет. Они попытались захватить город — видимо, узнали, что вы вышли в набег. Кто-то донес. А может, случайно так вышло. С налета войти не успели — мы закрыли ворота, они повертелись рядом и вроде как отошли. Наверное, отошли, а тут вы едете. Вот так и вышло. Вообще я потрясена! Где вы взяли такого мужчину?! Он стоит десяти воительниц! Меня пот прошиб, когда я смотрела, как он сбивает лошадей! Монстр какой-то!

Глава осмотрела Славу с ног до головы, потом с гордостью сказала:

— Но хорош! Как хорош, а? Великолепный мужчина! Жаль, что наши погибли, но ради того, чтобы приобрести такого…

— Эй, вы ничего не напутали? — перебил ее Слава. — Вы ничего не приобретали! Я вам что, вещь какая-то? Я вообще-то иду по своим делам, а если и помогаю вам — то только по своей воле, и никак иначе! Я прямо сейчас встану и уйду, и вы не сможете мне помешать, заверяю вас!

Славе очень не понравилось, что глава разговаривает при нем так, как будто его тут и нет. Как будто он какой-то неодушевленный предмет, вещь, фаллоимитатор какой-то! Если уж это лучшее отношение к мужчинам, что тогда худшее?

— Сейчас! Шарса, я тебе объясню, давай поговорим наедине! — Армила кивнула Славе и увела сестру в сторону.

Слава смотрел на них и сравнивал — близнецы они или просто погодки. Похожи сестры были просто невероятно. Если бы не шрамы Армилы… а так — фигуры похожи, обе мощные, мускулистые, жилистые. Груди прикрыты топиками, но видно, что они небольшие. Руки ловкие, сильные, с перекатывающимися бугорками бицепсов — настоящие спортсменки-профессионалки.

Они переговорили, глава подняла брови домиком, покачала головой, но, видимо, согласилась, кивнула, и воительницы снова подошли к Славе.

Глава приветливо улыбнулась Вячеславу, показала ему белые здоровые зубы и сказала:

— Мы поговорим, как только приедем в город. Сейчас не будем терять время — видишь, что делается. — Она показала на тела, которые укладывали в телеги — из города уже подъехали телеги для убитых и раненых.

Глава повернулась и пошла к телегам, потом приостановилась, как будто что-то вспомнила, и, повернувшись к Славе, добавила:

— Возможно, я кое-чем тебе и смогу помочь. Есть некая информация. Потом. Все потом! А сейчас — в город.

Слава встал со своего бревнышка и пошел за толпой воительниц, за телегами, везущими скорбный груз. Собрали всех — и своих и чужих — ни к чему, чтобы трупы валялись вокруг и разносили заразу… Через полчаса они уже шли по широкой главной улице городка…

— Смотри мне в глаза! Сиди спокойно, я сказала! Спокойно! — Унария напряженно посмотрела в глаза застывшей в трансе Хагры и погрузилась в глубины ее разума. Она нашла ниточку воспоминаний, потянула за нее и стала разматывать весь клубок.

Вот Хагра и Лера скачут на крыше, и Лера как будто нехотя отбивает удары подруги. Вот они обыскивают дом, разыскивая сокровища. Вот Хагра рассказывает Лере о сокровищах, странных вещах, которые привозят с севера, и та очень живо интересуется тем, откуда взялись эти артефакты.

Все эти дни картинками размотались перед мудрой, легли ей в голову так, как будто она видела их глазами девушки. Хагра ничего не знала о своей роли шпионки, нет! Герса рассказала о том, что девчонка подружилась с Лерой, спит с ней, что они любовницы, и Унария не преминула воспользоваться удобным случаем. Мозг Хагры не был защищен от псионического вмешательства, и потому время от времени, когда Хагра выходила на дежурство, ее под каким-нибудь благовидным предлогом приглашали в кабинет главы, и Унария обшаривала мозг девчонки. В этом, с точки зрения Унарии и с точки зрения любого вменяемого руководителя, не было никакого криминала — в селении появилось странное существо, пришло с непонятными целями. Может, оно несет беду? Кто, как не мудрые, должны узнать о его планах! Ну да, Унария, как и все эмпаты, чувствовала, когда человек врет. Когда Лера говорила о том, что не желает причинить вреда людям, она не врала. Но вся штука была в том, что можно врать, и не соврав! Например, она говорит, что не хочет причинить вреда людям — то есть она может считать, что вред людям приносит их жизнь, а лишая их жизни, она совершает благо!

Унария долго объясняла эту казуистическую чепуху главе. Та никак не могла понять, как это — и вред и не вред, и тогда мудрая перешла к конкретике: