Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подношу ладонь к его лицу, и он чуть склоняет голову, чтобы поцеловать мое запястье.
– И ты меня изменил, Эллиот. Напомнил мне, что значит доверять, и что перенесенная в прошлом боль еще не значит, что в будущем любви не будет. Теперь я чувствую себя глупо, понимая, что чуть не позволила одному мужчине закрыть меня от жизненного опыта.
– Значит ли это, что ты больше не уйдешь? – На его лице появляется нерешительность. – Ты можешь, Джемма. Я знаю, как сильно ты скучаешь по своей родной стране. И не буду держать тебя здесь, как бы сильно ни любил…
Я прижимаю указательный палец к его губам.
– Не уйду. Я остаюсь здесь. Независимость не требует бегства и одиночества. Я могу обладать свободой и все еще жить среди других. Это не значит, что я простила общество, но у меня такое чувство, что в Фейривэе есть нечто большее, чем то, что я успела увидеть. И даже если пойму, что города на острове такие же неразвитые, как Вернон, что ж… У меня все еще будешь ты.
– Да, любовь моя. У тебя есть я. Пока я жив, я твой.
Он целует меня, руками водя по моей спине, как будто ища на ней неизведанные земли, которые он еще не исследовал. Я в свою очередь делаю то же самое, касаясь его плоти, мышц, волос, пробуя соль его кожи. Искра желания возвращается, и мы продолжаем раздувать ее пламя до поздней ночи, пока не устаем настолько, что не можем пошевелить и пальцем. И мы засыпаем в объятиях друг друга.
* * *
Я просыпаюсь в одиночестве.
Вижу незнакомую мне комнату, залитую лучами восходящего солнца, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Затем я вспоминаю события прошлой ночи и стискиваю бедра. Перекатываюсь на бок, вытягиваю руку в поисках любого признака тепла, оставшегося после Эллиота. Но его сторона кровати холодная, видна лишь небольшая вмятина на том месте, где он лежал.
Я задаюсь вопросом, куда он делся, затем, когда приходит ответ, сажусь прямо. Проклятие! Конечно, он ушел, чтобы снять его. Отбросив спутанные простыни, я вскакиваю с кровати и спешу к окну. Вид отсюда сильно отличается от вида из моей спальни. Нет никаких признаков сада, только лесные деревья и вершины близлежащих гор.
Я отхожу от окна, чтобы найти свое сброшенное платье, и поспешно в него влезаю. После чего выхожу из комнаты, высматривая любые следы присутствия Эллиота. В коридорах, однако, тихо и пусто. Я возвращаюсь в свою комнату только для того, чтобы надеть чулки, ботинки и плащ, сбегаю вниз и через заднюю дверь выхожу в сад.
Как я и подозревала, Эллиот сидит на скамейке в дворике с розами. Вместо протеза у него с собой посох, а одет он, похоже, в брюки и рубашку, которые я снимала с него прошлой ночью. Эта мысль наполняет меня теплом, но оно быстро гаснет из-за его позы. Отправляясь на его поиски, я надеялась увидеть на его лице торжествующую улыбку или, по крайней мере, дрожь от нервного ожидания. Чего я не ожидала, так это увидеть его окутанным аурой поражения.
Ссутулив плечи и упершись локтями в колени, он держит в пальцах лепесток красной розы. Ужас захлестывает меня, и я бросаю взгляд на увядающую розу, думая о худшем, но замечаю, что она пока цела и увенчана гроздью лепестков. Я медленно шагаю во двор. Эллиот зыркает на меня всего мгновение, после чего снова переключает внимание на лепесток.
Мой желудок сжимается, а пульс учащается от страха, как бы я ни пыталась его сдержать.
Что-то не так. Я прочищаю горло и стараюсь говорить легко и непринужденно:
– Ты собираешься это сделать?
Эллиот снова встречается со мной взглядом, его глаза широко раскрыты, в них читается затравленность.
– Я не могу, – произносит он хрипло.
На меня обрушивается облако страха, заставляя внезапно пошатнуться. И все же я вынуждаю себя сохранять некое подобие самообладания.
– Не можешь? Эллиот, ты прошлой ночью сказал, что знаешь, что нужно делать.
– Я думал, что знаю. – Он качает головой, его голос переполнен эмоциями. – Но теперь… Я не могу отказаться от того, чего требует проклятие. Я откажусь от чего угодно, только не от этого.
Кровь стынет в жилах, замораживая мое сердце, покрывая коркой все до костей. Ощущение такое, будто мир переворачивается с ног на голову, и я вот-вот взлечу в небо только для того, чтобы через секунду рухнуть на землю. Вот и все. На этом этапе все и рушится, впрочем, как и все хорошее в моей жизни. Так было со смертью матери. И с предательством Освальда.
Несколько раз судорожно вздохнув, я обретаю дар речи, несмотря на ком в горле. Слова, которые я говорю, – отголосок тех, что я уже произносила в прошлом. Жестокое отражение ситуации, от которой, мне думалось, я оправилась.
– Ты солгал.
– Я не лгал. Я намеревался снять проклятие. – В его голосе столько убежденности, что я почти верю ему. Но я научена опытом. Почти так же оправдывался виконт после того, как наш роман стал достоянием общественности. После того, как он обещал бороться за меня.
– Ты обманул меня. Прошлой ночью…
– Если бы я только мог вернуться в прошлую ночь, – говорит он, закрывая глаза и откидывая голову назад. – До того, как узнал, что ты тоже меня любишь. Стереть все, что произошло после. По крайней мере, тогда я бы смог снять проклятие и не лишиться того, что для меня ценно.
У меня скручивает внутренность, в сердце вонзаются шипы.
– Ты хочешь стереть то, что произошло ночью? Ты сожалеешь об этом?
Он снова смотрит мне в глаза, и его дикий взгляд больше походит на волчий.
– Джемма, ты не понимаешь. Что-то изменилось.
Тени прошлого угрожают вторгнуться в мой разум. Они так сильны, что, боюсь, способны сшибить меня с ног. Я выдыхаю их, стараюсь облачить сердце в броню, направляю всю боль в настоящее. Скрестив руки на груди, я позволяю печали превратиться в ярость.
– Я точно знаю, что изменилось. Ты получил то, чего хотел, и теперь понимаешь, что игра не стоила свеч. Ты такой же, как Освальд. В пылу страсти горазд обещать все на свете, но когда сталкиваешься с реальностью, то оказываешься напуганным и холодным. Не стоило тебе