В это подземелье они попали из провиантского погреба форта «Хасан-Паша». Теперь, когда его гарнизон и комендант сдались на милость победителя, Потемкин отправил Флору исследовать подземелья, обозначенные на чертежах Лафита Клаве. Не было сомнения в том, что там еще скрываются турки. Едва ли смогут они изменить судьбу поверженного Очакова. Однако вступить в переговоры с ними, убедить сдаться, не проливать понапрасну кровь, не приносить новых жертв на алтарь войны совершенно необходимо.

Лестница кончилась, и они очутились в узком коридоре. Гренадерам пришлось наклонять головы, чтобы идти вперед. Такой низкой вдруг сделалась подземная галерея. За поворотом ее обнаружилась дверь, где на часах стояли два негра в чалмах, с копьями и пистолетами, засунутыми за широкие шелковые пояса. Они как будто дремали, но шаги русских разбудили их. Не говоря ни слова, африканцы бросились на чужестранцев с копьями наперевес. Это стало их последним деянием во славу Аллаха. Одного застрелил Николай из егерского штуцера, второго – Аржанова, выхватив из кобуры свой любимый «Тузик». Самохвалов лишь растерянно отпрянул в сторону. Его реакция на внезапное нападение оказалась худшей, чем у курской дворянки. Это немудрено, ведь подпоручик никогда не тренировался в специальном тире, никогда не готовился к конфиденциальным операциям. Его удел – строевые учения, разводы караулов, парады и атаки в развернутом строю батальона или полка, кои происходят в чистом поле и обязательно под бой барабанов и при шелесте полковых знамен.

То, что ожидало их за закрытыми дверями, ошеломило не только фанагорийцев, но и бывалых аржановцев. Десятка три восточных женщин в разных, пестрых и ярких, но теплых нарядах кинулись к ним навстречу. До того времени мусульманки весьма комфортно сидели и лежали на полушках, разложенных на коврах, устилающих пол пещеры. Они курили кальян, лакомились засушенными фруктами, пили из пиал сладкий шербет, слушали журчание подземного родника в помещении, освещенном фонарями. Сейчас крича, плача, стеная и заламывая руки, они на коленях ползли к русским, умоляли не убивать их и взамен предлагали свои прекрасные тела. Теперь Аржанова растерялась не меньше Самохвалова.

– Турмах, асма кепек-ларъ[20]! – крикнула она и выстрелила из второго пистолета «Мурзик» в воздух.

Дико орущая толпа тотчас замолчала, замерла на секунду, потом дружно распростерлась на полу, показывая свою покорность. Руками в перстнях и браслетах турчанки прикрывали головы и исподтишка рассматривали вошедших к ним мужчин. Конечно, законы шариата нарушались со всей очевидностью: посторонние представители сильного пола пришли в гарем. Но владельцы гаремов, османские офицеры, находились довольно далеко отсюда и сдавали личное оружие во дворце коменданта крепости, униженно кланяясь недавним своим противникам. А победитель, как известно, получает все.

– Что нам делать, ваше сиятельство? – спросил Сергей Самохвалов, на всякий случай положив руку на эфес сабли.

– Не знаю, – в смятении ответила Анастасия.

– Что они сейчас кричали?

– Хотят отдаться доблестным русским солдатам. Хотят стать вашими наложницами или невольницами.

– В этом что-то есть, – медленно произнес подпоручик Фанагорийского полка.

– Я не спорю. Но ведь нельзя устраивать оргию прямо здесь. Боюсь, что в подземелье прячутся не только женщины, но и вполне дееспособные османские воины. Надо пройти туннель до конца.

– Согласен, – кивнул Самохвалов.

– Тогда давайте оставим с ними трех-четырех надежных солдат из старослужащих. Я же скажу этим шлюхам, что их жизнь – вне опасности, что скоро мы выведем их отсюда на поверхность, дадим еды, устроим где-нибудь на жилье.

– Да, так будет лучше. Но мы вернемся за ними.

– Обязательно, подпоручик, – Аржанова понимающе ему улыбнулась…

«Матушка Всемилостивейшая Государыня. Располагал я принести Вам в дар Очаков в день Святыя Екатерины, но обстоятельства воспрепятствовали. Недовольно еще сбиты были укрепления крепостные, чтоб можно было взойтить, и коммуникация еще не поспела для закрытия идущей колонны левого фланга на штурм, без чего все были бы перестреляны.

Поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли. Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лутче. Гарнизон до двенадцати тысяч отборных людей – не меньше на месте положено семи тысяч, что видно. Но в погребах и землянках побито много. Урон наш умеренный, только много перебито и переранено офицеров, которые шли с жадным усердием и мужеством. Убит генерал-майор князь Волконский на ретраншементе и бригадир Горич на стене. Ой, как мне их жаль. Войско казацкое из однодворцев, по Вашему указу только что сформированное, было пехотою на штурме и чудеса делало. Их предводители донские полковники – молодые люди – оказали необыкновенную храбрость.

Матушка Государыня, какие труды армия моя понесла и сколько наделала неприятелю урону, того не вдруг можно описать: услышите от турков.

Тяготят меня пленные, а паче – женщины. Зима жестока, как в России. Отправлять их хлопот много. В городе строения переломаны нашими пушками. Многое нужно починивать. Также забот немало – полки ввести в квартеры, тем паче поляки не хотят пустить.

Александр Николаевич (генерал-поручик Самойлов. – А. Б.) вошел первый в крепость, а потом с другой стороны принц Ангальт. Армия моя почти наголову из рекрут, но когда есть Божия помощь, все побеждает.

Пашу с чиновниками турецкими скоро отправлю в Петербург. То же и знамена. Обстоятельно не могу еще донести обо всем, как через пять дней.

Вернейший и благодарнейший подданный

Князь Потемкин Таврический.

P.S. Полку моего подполковник Боур находился при мне дежурным, подвергая часто себя опасности. Вы были милостивы к его отцу. Пожалуйте его полковником»[21].

Свой рапорт светлейший князь закончил только к полудню 7 декабря 1788 года. Штаб-офицер Екатеринославского кирасирского полка Карл Федорович Боур с утра собирался в дорогу, которая занимала примерно десять дней, а пакета с письмом и символическими ключами от пяти крепостных ворот все никак ему не доставляли.

Потемкин хотел наиболее полно рассказать царице про штурм Очакова, назвать число убитых и раненых с обеих сторон, перечислить русские трофеи – знамена, пушки, количество военнопленных, – но это у него не получалось. Слишком разрозненная, отрывочная информация поступала в штаб осадной армии. В полках пока не могли определить потери, поскольку солдаты, вихрем ворвавшись в крепость, остались в ней и предавались грабежам, ведь именно генерал-фельдмаршал перед атакой обещал служивым отдать им город на три дня «на добычь». Тела сотен и сотен мертвых мусульман, вповалку лежавшие на улицах города, во рву, на разгромленных бастионах и крепостных стенах, тоже считать было некому. Кроме того, снова поднялась метель. В белой замяти разобрать, кто и где находится, не представлялось возможным.