– Я согласна остаться, милый, – сказала курская дворянка генерал-фельдмаршалу.

– Другого ответа я не ожидал, – он признательно улыбнулся Флоре.

– Но есть одно условие.

– Какое, душа моя?

– Новая одежда!

С быстротой и деловитостью опытного организатора Григорий Александрович решил сложнейший вопрос. Он вызвал к себе из Екатеринославского кирасирского полка двух солдат-портных, вручил им один из своих повседневных мундиров и сказал, чтоб через день все было готово. Из больших предметов обмундирования сделать меньшие можно. Портные сначала обмерили Анастасию, потом – подаренные ей потемкинские зеленый кафтан с красными воротником, лацканами и обшлагами, красные камзол и кюлоты, или короткие штаны. После чего они распороли вещи, разложили их на большом столе в комнате для совещаний, мелом нанесли разметку, лишнее отрезали и, взявшись за иголки и нитки, дружно принялись шить.

Аржанова находилась поблизости. Она составляла отчет для Турчанинова и периодически являлась к портным на примерку. Мастера надевали на нее изделия, тут же что-то подкраивая и перешивая. Видя их старание, Анастасия пообещала приличное вознаграждение за работу. Кроме того, обед и ужин подали солдатам из фельдмаршальского котла да еще угостили чаркой водки.

Именно через день, к вечеру, курская дворянка, одетая как обер-офицер пехоты Российской императорской армии, предстала перед светлейшим князем. Он с удовольствием оглядел ее стройную ладную фигуру и заметил, что женщину сейчас узнать в ней затруднительно, что любой наряд, мужской или женский, европейский или мусульманский, всегда оказывается Анастасии Петровне к лицу, и данное обстоятельство его бесконечно изумляет.

– Такова уж моя служба, – скромно ответила она…

Походной канцелярией главнокомандующего Екатеринославской армией заведовал бригадир Попов, секретной ее экспедицией – коллежский советник Лашкарев. К нему Аржанова и пришла с готовым отчетом, чтобы отправить бумагу в Санкт-Петербург.

Сергей Лазаревич сразу узнал «Флору», несмотря на ее зеленый пехотный кафтан и армейскую прическу с буклями и косичкой на спине. Они познакомились весной 1783 года в Крыму. Лашкарев, тогда чиновник Иностранной коллегии, прибыл на полуостров как чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворе крымского правителя. Миссия его была непростой – добиваться отречения хана Шахин-Гирея от престола в пользу императрицы Екатерины II. Аналогичное поручение имела и Аржанова. Чрезвычайный посланник действовал открыто, на дипломатическом поприще. Курская дворянка – конфиденциально, среди крымско-татарской знати, склоняя бывших кочевников на присоединение к России щедрыми посулами, богатыми подарками, а то и прямыми угрозами.

Свои поручения они оба исполнили блестяще. Затем Лашкарев сопровождал Шахин-Гирея, выехавшего из Бахчи-сарая в Воронеж вместе с несколькими придворными, охраной и гаремом. Без приключений доставив царственного путешественника до места назначения, Сергей Лазаревич удостоился похвалы светлейшего князя и нового чина.

Потемкин вскоре переманил дипломата из Иностранной коллегии к себе. Действительно, при подготовке к новой войне с Османской империей Лашкарев являлся в его штабе человеком полезным, даже незаменимым. Смолоду он довольно долго работал в посольстве России в Константинополе-Стамбуле, отлично изучил турецкие нравы, обычаи и порядки, в совершенстве владел тюрко-татарским и персидским языками…

Немного поговорив о славном крымском прошлом и о недавней поездке Аржановой на Босфор, они начали обсуждать задачи военных переводчиков при штурме крепости.

На столе перед Лашкаревым лежал чертеж с обновленным планом Очакова. Купеческий город, соединенный с фортификационными сооружениями, имел вид не совсем правильного четырехугольника, сильно вытянутого с юга на север, от морского мыса в степь. Был он для конца XVIII столетия достаточно большим – примерно 25 тысяч жителей, – застроенным хаотично, разнообразно, без заранее продуманной структуры. Оттого и получалось, что многое в наземном расположении его домов, кварталов, улиц и площадей по-прежнему оставалось неизвестным. Переводчикам предстояло, допрашивая захваченных при движении колонн пленных, узнавать для войск кратчайший путь к центральному форту «Хасан-Паша», без захвата которого невозможно овладение всей османской твердыней на берегу Черного моря.

Лашкарев сам собирался встать в ряды переводчиков, так как по-настоящему проверенных и прекрасно знающих язык людей в секретной экспедиции походной канцелярии не хватало. Абы кого в бой с коварным и жестоким противником не пошлешь. Потемкин-Таврический строго спрашивал с военачальников за неоправданные потери в личном составе вверенных им частей. «Российский солдат дорог! – не уставал он повторять на совещаниях. – Гораздо дороже золота, серебра, пушек и знамен, которые вы, господа, мечтаете захватить при штурме, дабы претендовать на орден Святого Георгия Победоносца и благоволение нашей монархини».

Попрощавшись с Лашкаревым, Аржанова надела форменную черную шляпу-треуголку, закуталась в плащ, подбитый мехом, и вышла из землянки на свежий воздух. Часовой отсалютовал ей, взяв ружье «на караул». Она решила прогуляться и более внимательно оглядеть с вершины степного взгорья укрепления Очакова. Отсюда они сейчас хорошо просматривались, потому что погода стояла морозная, но совершенно ясная, солнечная.

Нет, не знаменитый инженер Вобан проектировал эту крепость. Ей было сотни три лет, не меньше. От крымских татар она перешла во владение турок, и османы, конечно, попытались усилить ее новыми сооружениями. В частности, сделали три ряда ограждений: ров глубиной около шести метров, за ним – мурованный камнями земляной вал длиной три километра, высотой примерно в тридцать метров и шириной до десяти метров, за валом – крепостная каменная зубчатая стена с башнями.

Перестроить все это по новейшим французским изобретениям в области фортификации мусульмане не смогли из-за элементарного отсутствия денег. Лафит Клаве, приглашенный ими, должен был что-то придумать, и он придумал: подземный город, минные галереи, пороховые погреба. Кроме того, по его проекту из кирпича возвели бастионы и куртины на побережье лимана, самом уязвимом месте в обороне Очакова.

Однако к концу ноября 1788 года в результате интенсивных обстрелов русской артиллерии от бастионов и куртин остались груды битого кирпича, в земляном валу появились большие провалы, крепостные стены во многих местах разрушились, башни лишились деревянных крыш, которые попросту сгорели. Это в начале осады турки вели себя надменно и смеялись в лицо нашим парламентерам, предлагавшим им почетную сдачу крепости и выход из нее гарнизона с оружием и знаменами. Но когда «кяфиры» пустили на дно султанский флот и Очаков очутился в блокаде, настроение у них изменилось. Оставалась одна надежда – на французские хитрости, на мины, тайно спрятанные в земле.

Светлейший князь, желая избежать кровопролития, послал в крепость парламентеров в последний раз. Комендант Очакова трехбунчужный паша Хуссейн снова отклонил его предложение. Потемкин наметил штурм на 6 декабря, день святого Николая Чудотворца. Этот приказ вызвал в армии настоящее ликование. Никто не сомневался в успехе предстоящей атаки.