Локи что-то прочел в его мыслях — или считал, что прочел, — и чувствовал, что, хотя Шепчущий наслаждается своей властью над ним, его тревожит, что еще Локи там увидит в следующий раз и о чем сможет рассказать Мэдди. Поэтому оракул почти не разговаривал с ними обоими, и повторения случившегося при переходе реки не было. Но все равно голова Локи болела, словно близилась буря.

Перейдя реку, они остановились поспать. Три часа сна, кусок хлеба и глоток воды, и они снова тронулись в путь, глядя только вперед и никогда — в сторону, говоря только при необходимости. Они покинули Надземный мир в одиннадцать утра. Если бы кто-то сказал Мэдди, что с тех пор прошло едва ли двенадцать часов, она бы ни за что не поверила.

И все же она шла, не жалуясь. Локи, который втайне ожидал, что к этому времени девочка повернет назад, с возрастающей тревогой вступил на последний участок пути.

Вокруг было полно мертвых. Сотня мертвых на кубический фут. Все они теснились в зловонном коридоре, лениво двигаясь вперед и вниз, насколько простирался взор. А простирался он не особо далеко: их туманные сущности мутили воздух, их вонь — куда страшнее, чем вонь любой навозной кучи, или скотобойни, или помойки, или полевого госпиталя, какую вы только когда-либо нюхали или воображали, — окутывала все, запускала глиняные пальцы в легкие, отравляла еду, питье, воздух, которым они дышали.

Сами мертвые, конечно, ничего не чувствовали. Но они были способны изображать чувства, и, когда путники рассекали их, как корабли рассекают густой туман, легионы мертвых инстинктивно жались к теплу живущих, мертвые пальцы хватались за одежду, за волосы, мертвые рты раскрывались в беззвучной мольбе.

Мужчины, женщины, воины, воры, мертворожденные дети и утонувшие моряки, вассалы, герои, поэты, короли, старцы, убийцы, головорезы и продавцы поддельных лекарств от чумы, утраченные возлюбленные, бывшие боги, неряшливые школьники, мнимые святые. Все мертвые существовали как тени — меньше, чем тени, — живых себя, и все же каждый был со своими унылыми цветами, так что Мэдди и Локи едва не утонули в их коллективном отчаянии, даже Шепчущий молчал.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил Локи у Мэдди, которая тащилась впереди. — В смысле, что ты, собственно, пытаешься доказать? И кому?

Мэдди с удивлением посмотрела на него. Прошло так много времени с тех пор, как она в последний раз задавалась вопросом «Зачем?», и мысль о том, что даже сейчас у нее может быть выбор…

«Для кого я это делаю? — подумала она. — Для богов? Для миров? Для отца?»

Мэдди попыталась представить лицо отца — рыжебородого, добродушного тугодума Тора, известного ей из стольких сказок, что она не сомневалась, что узнает его везде. Но когда Мэдди думала «мой отец», перед ее мысленным взором представал не Громовержец и даже не Джед Смит, а Одноглазый, умный, саркастичный бродяга Одноглазый, который лгал ей, если не хуже…

И все же, несмотря на это, она ужасно скучала по нему, и если бы не была так уверена, что втянуть его в войну означает подвергнуть самой страшной опасности…

«Ищет ли он меня? Скучает ли по мне? А если узнает обо всем, будет ли мной гордиться?»

— Есть только один способ выяснить, — сказала она.

И упрямо пошла вперед.

Далеко ли еще? Узнать невозможно. Так близко к краю Хаоса Законы, связующие миры, искажены до неузнаваемости. Логика говорит, что подобное путешествие в подобное место невероятно. Но Мэдди и Локи шли между вероятностями, туда, куда логика, первейшая слуга Порядка, не может проникнуть.

Фокус, как и в случае с волшебством, состоял в том, чтобы не думать слишком старательно, что делаешь, проходить сквозь мир, словно во сне, не сдерживать себя идеями о том, что возможно, а что нет. Поэтому они бросили Наудр, чтобы открыть путь, и спустились невероятно глубоко в Мир мертвых. Когда настало утро (не то чтобы они знали, что это было утро), они обнаружили себя на скалистом утесе, под которым простирался подземный пейзаж со стоячими туманами и ленивыми темными реками, бескрайняя равнина, на которую со всех сторон струился тусклый фиолетовый свет. Они поняли, что смотрят на царство Хель.

В Хель холодно, но не слишком. Холод — своего рода действие, а Хель — место бездействия, и в нем зябко, как в остывшем очаге, как в безмолвной земле, как в могиле. Поэтому Локи и Мэдди мерзли, но не невыносимо, и устали, но спать отказывались. Но больше всего они страдали от голода и жажды, потому что их скромные запасы почти все вышли, а пить порченую воду Хель они не осмелились. Они по очереди несли Шепчущего (на чем настоял Локи, к удивлению Мэдди), но все равно продвигались медленно, и, сколько бы ни брели к унылому горизонту, тот ничуть не становился ближе.

— Оно что, бесконечное? — спросила Мэдди, когда они снова остановились передохнуть.

Локи глянул на нее и пожал плечами.

— Для одних — бесконечное. Для других… ну, чтобы пересечь его, нужно столько времени, сколько нужно.

— Что за нелепица, — сказала Мэдди. — Расстояния не меняются в зависимости от того, кто ты.

— Здесь меняются, — возразил Локи.

Усталые, они побрели дальше.

В Мире мертвых немного правил, но те, что есть, редко нарушаются. Смерть — место постоянного равновесия, отсутствие движения, развития, изменений. Конечно, никогда не предполагалось, что живые, движущиеся, меняющиеся люди посетят Хель. Немногие пытались (что неизбежно), но ничего хорошего у них не выходило, и большинство возвращались, если вообще возвращались, безумными или сломленными.

Даже боги старались обходить Мир мертвых стороной. Это мрачное место, и, хотя многие пытались торговаться с его Хранительницей: просить о помощи, молить отпустить одну, отдельную, совершенно особенную душу, — подобный договор всегда кончался слезами, провалом, медленной смертью или всем понемногу.

Ведь безопасное равновесие Хель дорого стоит. Никто не в силах поднять мертвых, не нарушив это равновесие. К тому же так близко к Нижнему миру последствия могут быть катастрофическими. В результате у Хранительницы Хель была репутация сварливой и нелюбезной особы. Никто еще не вышел из Мира мертвых живым с тех пор, как Мать Фригг вернулась одна, напрасно моля об освобождении Бальдра Справедливого перед концом Древнего века.

Локи прекрасно знал все это. С другой стороны, у него были основания полагать, что в его случае Хранительница Мира мертвых может снизойти до исключения. Очевидно, Шепчущий считал так же, что вполне устраивало Локи, ведь именно благодаря этому он был еще жив.

Он почувствовал нетерпение артефакта.

«Ты говорил, она будет здесь», — сказал оракул.

«Будет», — подумал Локи, надеясь, что не ошибается.

«Лучше бы была, потому что, если ты солгал…»

— Не волнуйся. Она придет, — произнес Локи вслух. — Как только узнает, что я здесь, она придет.

— Кто? — Мэдди уставилась на него.