– Ни разу. Когда встретишь мою подругу, можешь спросить ее, – сказал он.

– Ты правда так думал?

– Да.

Еще одна пауза.

– А ты что обо мне подумала? – спросил он, глядя мне в глаза.

– Эммм… – я уставилась в ковер и стала отдирать клочки шерсти.

Еще немного тишины.

– Что ты милый, умный и с тобой легко общаться, – сказала я своей книжной полке.

Потом я посмотрела на него. Он улыбался.

– А что ты думаешь обо мне теперь?

Я снова отвела взгляд.

– Эээ… что ты милый, умный и с тобой легко общаться.

Он улыбнулся.

– Хватит на меня так смотреть, – сказала я. – Прости, я не очень хороша в таких делах.

– Все в порядке.

– Я не знаю. Думаю, мы друзья, – сказала я, глядя на него.

– Хорошо.

Он очень мило говорил «хорошо», как будто, что ему ни скажи, все будет хорошо.

– Ну то есть я не знаю. Ты мне нравишься, и я иногда думаю о тебе.

Тишина. И снова она. Уязвимость. Мне было так страшно открываться, что меня как будто могло стошнить прямо из сердца.

– Я смущаюсь, – сказала я.

– Не смущайся, – засмеялся он. – Я тоже о тебе думаю. Как прошли твои свидания? Ты встретила кого-нибудь?

– Не совсем. А ты – встречаешься с кем-нибудь? Как поживает та девушка из бара?

– Нет. Она была милой, но это был просто флирт.

– О! Хорошо, – я удивилась, как обрадовалась тому, что мужчина, с которым я сходила на одно свидание десять месяцев назад, не встречался с девчонкой из бара (молодой, стройной и татуированной – в моей голове).

Снова тишина, но на этот раз это была тишина между двумя людьми, более близкая и честная, чем любые слова. У меня болело сердце. Я не могла вдохнуть. Я хотела, чтобы это прекратилось. Это было слишком.

Поэтому я снова воспользовалась словами.

– Что ты предпочитаешь, флэт уайт или капучино?

– Флэт уайт, – ответил он, как будто это был самый нормальный вопрос на свете.

– Я тоже.

Дейзи вернулась после нескольких месяцев в Индии. Она появилась в дверях в длинной футболке и с бусами на шее, что меня раздражало, но, когда она наклонилась ко мне для поцелуя, она выглядела умиротворенной. Никаких прыжков вверх-вниз или намасте.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказала она, передавай мне пакет из duty free. Там была бутылка виски.

– Ты ведь даже не пьешь! – сказала я.

– Да, но ты пьешь.

– Спасибо! Я стараюсь завязать, но не очень активно. Принимаю алкоголь в медицинских целях. Ты хорошо провела время? – спросила я за чаем. У меня был «народный», у нее с ромашкой.

– Было сложно, но это именно то, что мне было нужно.

– Значит, двадцать часов йоги в день?

– Нет. Я хотела, но доктор Али сказал, что я должна прекратить. И ничего не делать.

– Кто такой доктор Али?

– Аюрведа-доктор, к которому я ходила.

– Ого!

Я не могла себе представить, что Дейзи ничего не делала. У не было больше энергии, чем в зайчике Duracell.

– На второй неделе во время одного из массажей я почувствовала что-то в бедрах и провела целую неделю, плача в подушку.

– Он что, навредил тебе?

– Нет, он сказал, что я удерживала скорбь в своем теле и теперь ее отпустила.

– Ого.

– Он сказал, что я никогда по-настоящему не скорбела по матери, поэтому мне просто нужно остановиться и почувствовать это.

– Точно. Прости, я знала, что твоя мама умерла, но мы никогда об этом не говорили.

– Все нормально, это случилось пару лет назад. Рак. Я ушла с работы, чтобы быть с ней.

– Мне очень жаль. Ты, должно быть, скучаешь по ней.

– Да. Скучаю.

– И это помогло? Просто остановиться?

– Да.

Я ждала, что она заполнит тишину каким-нибудь психотерапевтическим объяснением или разговором об энергии и «очищении», но она молчала.

Мы пили чай в тишине. Дейзи играла с вазой на столе. Поворачивала ее, трогала лепестки роз в ней.

– Ты планируешь еще путешествовать? – спросила я.

– Я думаю, пришло время вернуться к работе. Я унаследовала немного денег после маминой смерти, и теперь они почти на исходе, так что время пришло. Это будет здорово.

Внезапно все это обрело смысл. Мания Дейзи тратить и искать, прыгать с одного курса на другой, из одного йога-ретрита в другой. Она скорбела и была одинока, и ей нужны были ответы. Я сделала еще чаю.

В конце марта у моей сестры был день рождения. Мама испекла торт. Я пришла в ее квартиру в Эскотте, чтобы его забрать, и поехала обратно к Хелен в Западный Лондон, через два поезда и автобус. У мамы не было достаточно большого пластикового контейнера, поэтому торт просто лежал на тарелке, а сверху была странная сеточка, как будто он был накрыт от мух.

Это превратило путешествие в вызов: я думала, что кто-нибудь обязательно врежется в торт или пошлет его в воздух, но этого не случилось. Час пик в тот вечер был совершенно не таким, как все остальные часы пик. Люди улыбались мне, раздвигались передо мной, даже говорили: «Какой красивый», – глядя на торт. Их лица смягчались. Жесткое, усталое «я-ненавижу-жизнь»-выражение, которое большинство из нас надевает в метро, испарялось.

Все как будто бы снова стали людьми.

На последнем этапе путешествия я ждала автобус на Хайбери рядом с двумя парнями, которые пили пиво. Они выглядели бездомными, поэтому, когда я села рядом, меня мгновенно захлестнуло знакомое чувство вины оттого, как мне повезло в жизни, и печали оттого, как человеческая жизнь может обернуться. Потом я почувствовала себя виноватой за эту снисходительность; может быть, они счастливы так жить.

– Это нам? – спросил один из парней.

– Нет, боюсь, нет, это для моей сестры. У нее день рождения, – сказала я.

– Вы сами его сделали? – спросил другой.

– Нет, я даже тосты сжигаю. Его сделала моя мама, а я просто доставляю его на вечеринку.

– А где тогда ваша мама? – сказал первый.

– Мы не приглашаем ее на вечеринки, просто заставляем сделать торт, – пошутила я.

– Очаровательно, не правда ли, – сказал первый.

– Да, мы хорошие дети, – сказала я.

– Она всегда делает вам торты?

– Да, мне тридцать семь, и моя мама все еще делает мне торты.