— А мама писала тебе?

Себастьян был так погружен в свой рассказ, что после заданного тихим голосом вопроса Дианы он вздрогнул.

— Письма приходили, но ни разу она не позвала меня к себе в Италию. Позже я вообще перестал читать их. Мне было слишком больно. Она иногда присылает письма, но я на них не отвечаю.

Диана взяла его лицо в ладони и мягко поцеловала в лоб, щеки и губы.

— Почему ты решил все это рассказать мне сейчас?

— Потому что на днях я думал об этом. И не мог понять, был ли у нее выбор взять меня с собой или оставить в Англии. Дядя был моим опекуном. Она ничего не говорила, но, возможно, он настоял, чтобы я остался.

— Думаю, — сказала Диана, кивнув, — нам нужно поехать в Италию и все выяснить.

Она нашла лучший выход. Неудивительно, что он полюбил эту женщину.

— Я тоже так думаю. Но прежде нам нужно вытащить твою сестру из тюрьмы.

Нескольких слов Себастьяна оказалось достаточно, чтобы Минерву выпустили и даже не потребовали денег.

— Думаю, в магистрате вздохнули свободно, избавившись от нее, — сказал он жене, которая в беспокойстве ждала его в коляске. — Арест юной девушки с хорошими связями по такому пустяковому поводу мог вызвать много неприятных вопросов. — Он хмуро посмотрел на Минерву: — Лично я не решился бы упечь тебя за решетку. Наверняка охранники до смерти устали от твоих разговоров.

— О чем ты думала? — спросила в гневе Диана, не желая обращать дело в шутку. — Уйти в такой вечер! Тебя же могли убить.

— Вот еще! Я наняла человека сопровождать меня, а на митинге было много уважаемых людей. В магистрате заявили, что там было пятьдесят человек, но я в этом сомневаюсь. Я уверена, что они действовали незаконно и мистер Бентли, как и все остальные, будет освобожден. Я должна была остаться с ними и разделить их участь.

— А если бы тебя покусали крысы? — вскипела Диана. — Я тебе обещаю: будешь сидеть взаперти, пока не найду кого-нибудь, кто сопроводит тебя в Уоллоп.

— О нет! Только не в Уоллоп!

— В этом году ты не сможешь появляться в свете. Это без вопросов. Половина Лондона будет судачить отвоем «Приключении». Придется ждать, пока улягутся сплетни.

— Ты тоже так думаешь, Себастьян?

— Что об этом узнают? Нет сомнений. В Лондоне невозможно долго хранить тайну. Наверняка на митинге присутствовал какой-нибудь репортер, а ты стояла в стороне от толпы.

Они добрались до Портмен-еквер и обнаружили в гостиной Марианну Макфарленд, Тарквина Комптона и чету Чейз.

Марианна подбежала, чтобы обнять Диану.

— Я приехала, как только услышала новость. Мне ее сообщила служанка за завтраком.

— Я узнал у Хоби, когда примерял башмаки.

— Мне сказал клерк Хэтчарда, — вмешалась Джулиана. — А Тарквин подтвердил.

Диана обернулась и посмотрела на сестру. У той был виноватый вид.

— Вот, я тебе говорила! Ты опозорилась. Уже нет никого в Лондоне, кто бы не знал, что ты натворила.

Марианна непонимающе посмотрела на сестер:

— А что натворила Минерва? Почему она опозорилась? — Она закрыла рот ладонью. — Разве ты взяла ее с собой?

— Со мной? А что я сделала?

Марианна вытянула руки, призывая Чейзов в свидетели:

— Разве мы говорим не об одном и том же? О Диане?

— Да, — ответили оба в один голос.

— О Диане, — кивком подтвердила Джулиана.

— Леди Айверли, — добавил Тарквин. — Я сам при этом присутствовал.

Марианна смотрела на Диану встревожено и в то же время со жгучим любопытством.

— Джорджина Харвилл всем рассказывает, что видела тебя на Бонд-стрит, как ты утром входила в клуб Джексона.

— Ах, вот вы о чем.

— И я надеюсь, ты мне все расскажешь об этом. Это правда, что джентльмены боксируют обнаженными?

Мужчины вздрогнул и.

— Ладно, расскажешь потом. А теперь, дорогие, — строго сказала Марианна, обращаясь к сестрам, — можете забыть на этот сезон об Олмакс.

Минерва издала торжествующий вопль, бросилась к Диане и так сжата в объятиях, что у той перехватило дыхание.

— Это ты опозорилась! А я ни при чем!

— Прости меня, Мин, мне такое и в голову не могло прийти. Я все тебе испортила. Может, я найду тебе поручителя на этот сезон.

— А мне все равно. Я прекрасно могу подождать. Думаю, мне стоит отправиться в путешествие, подучить языки. Я отвратительно говорю по-немецки, а немецкие князья в следующее десятилетие станут играть важную роль в европейской дипломатии.

— Раз тебя не заботит Лондон, полагаю, поездку можно будет устроить.

— А как ты, Диана? Для тебя быть принятой в высшем свете всегда имело большое значение.

Себастьян, который молча смотрел за развивающейся то ли драмой, то ли фарсом, с беспокойством изучал ее лицо. Она поняла причину: он думал, что если бы она вышла за Блейкни, то смогла бы штурмовать любую мужскую цитадель в Лондоне, и никто не посмел бы слова сказать против будущей герцогини. Поднявшаяся в ней волна радости, что Блейк не стал ее мужем, окатила ее с головой. Благодаря руке провидения она нашла куда более достойного человека и по недоразумению сочеталась с ним браком, который теперь обещает исполнение всех ее желаний.

В конце концов, ее друзьям, собравшимся в этой комнате, наплевать, пригласят ли ее леди Джерси или миссис Драммонд Беррел на свои вечерние собрания по средам. В семье ее любят и всегда будут любить. До нее внезапно дошло, почему ее мать восприняла ее успех в Лондоне с совершенным равнодушием.

— Мы Монтроузы, — сказала она сестре, взяв ее за руку. — И всякая суета нас не волнует. Нам безразлично мнение спесивой толпы.

— Ты больше не Монтроуз, — поправил ее Себастьян. — Ты — Айверли.

— А разве Айверли придают значение тому, как их оценивают в высшем свете? — спросила Диана с улыбкой.

— Раньше не было принято.

— А теперь?

— Давайте все расставим по местам. Мне не разрешат посещать балы?

— Скорее всего нет.

— Венецианские завтраки?

— Сомнительно.

— Музыкальные вечера?

— Возможно, иногда. Если хозяйка отличается терпимостью.

— Полагаю, — Себастьян кивнул, — я разделю твой позор и покину свет.

— Как мило с твоей стороны. Я же постараюсь, чтобы это не слишком тебя огорчало.

— Я уверен, это большая жертва.

— Означает ли это, — вмешалась Марианна, — что я смогу получить Шанталь?

— Разумеется, нет. Пусть я стану изгоем, но я хочу быть хорошо одетой.