К перевалу путники подошли уже ближе к вечеру, там же решили и заночевать — в ближайшей деревне из трех сложенных из камней домов, с садами-огородами и общественным выгоном, обнесенным забором из серых жердей. Хозяин — толстощекий увалень с землистым, словно присыпанным желтовато-серой пылью лицом и вислыми усами, — встретил гостей настороженно: не отвечая на приветствие, отошел от навозной кучи, не выпуская из рук вилы.

— Я спрашиваю, где бы мы могли заночевать, любезный? — громко повторил князь. — Даже сеновал сойдет — мы люди бедные, паломники-пилигримы.

— Заночева-а-ать? — Крестьянин переспросил с таким видом, словно раздумывал — а не пустить ли вилы в ход вот сейчас, немедленно, прогнать незваных пришельцев, проучить их так, чтоб в следующий раз обходили селение десятой дорогой.

Оставшиеся у навозной кучи работники — дюжие молодые парни, то ли сыновья, то ли слуги, — тоже косились на чужаков недружелюбно. И это при том, что деревня стояла лишь чуть-чуть в стороне от дороги, по которой, конечно же, частенько проходили паломники. Кто-то шел к горе Монтсеррат, кто-то обратно… И что, всех вот так встречали? Словно беглых каторжников.

— Боюсь, у нас нет для вас места, — почесав подбородок, угрюмо промолвил мужик. — Во всей нашей деревне вряд ли найдется.

— Хм, — Вожников хмуро сдвинул брови. — А нет ли поблизости какого-нибудь постоялого двора? С нами раненый — знатнейший кабальеро, дон Эстебан де Сикейрос-и-Розандо, паж славного короля Альфонсо!

— Никогда о таком не слыхал! — твердо заявил увалень.

Внимательно слушавшая весь разговор Аманда (остальные оставались поодаль, у дороги) ахнула:

— О короле своем не слыхали?

— О паже.

— Ах, о паже. — Девушка быстро взглянула на князя: — Вы позволите мне спросить?

— Да пожалуйста! — Егор пожал плечами и даже сделал шаг в сторону.

Очень может быть, что это его акцент спугнул деревенщину… Или здесь что-то другое?

— Это у вас пропала собака, дядюшка? — мило улыбнулась ведьма. — А коровы? С коровами все в порядке, не болеют ли?

— А ты, я вижу, наш… наша. — Внимательный крестьянский взгляд, конечно же, уже давно разглядел скрывавшуюся под мужским платьем стройненькую девчоночью фигурку. — Издалека?

— Из Матаро.

— Бывал я там когда-то на ярмарке, — увалень прищурился и даже скривил толстые губы в чем-то напоминавшем улыбку… Впрочем, тут же бросил на юную паломницу вновь настороженный взгляд — А ты чего парнем-то вырядилась?

— Удобнее по горам лазить, дядюшка, — спокойно ответила девчонка. — Разве не так?

— Так. Но все равно — нехорошо это.

— Да я понимаю, что нехорошо, — Аманда тяжело вздохнула и перекрестилась. — Но что же мне — голой ходить? Платье-то мое прежнее лихие люди украли. Наверное, те же, что и вашу собаку свели.

— Ах вон оно что… — покосившись на своих парней, крестьянин озадаченно сдвинул на затылок круглую кожаную шапку. — Выходит, и вы от лихоимцев пострадали.

— Да еще как, дядюшка! Вон парнишку-то нашего едва не убили… И знаете кто?

— Кто?

— Мавры!

Услыхав о маврах, дядька аж присел, хлопнув себя ладонями по коленкам, и громко, торжествующим тоном выкрикнул:

— Ну вот! А я что говорил? Мавры это были, вовсе не показалось мне, не послышалось. Да и не могло послышаться, я ведь в Магрибе в плену два года провел — мавританскую речь понимаю.

— Так это мавры убили вашу собаку, дядюшка?

— Ладно собаку — пастушат выкрали!

Оглянувшись вокруг, Вожников подошел ближе, чувствуя, что юная ведьмочка нащупала-таки в кондовой душе деревенщины струнку, на которой можно сыграть, добившись расположения и ночлега:

— А где ты слыхал мавританскую речь, любезнейший?

— Да тут, у перевала, в орешнике, — крестьянин махнул рукой. — Шел на покос по горной тропе, вдруг слышу, у ручья голоса. Подкрался осторожненько — от чужаков, сами знаете, всего можно ожидать, вот и решил присмотреться… Там-то и понял все! О собаке они говорили, о пастушатах… и еще о ком-то — тут я не понял, о ком. Да и так ясно — пожаловали и в наши края людокрады, магрибские мавры.

— А не далековато им от моря-то? — усмехнулся князь. — Хотя бешеной собаке триста верст не крюк.

— Э-э, — услышав незнакомую речь, дядька снова насторожился: — А вы откуда будете, почтенный сеньор?

— Из Польши. Небось не слыхали про такую страну?

— Не слыхали, — честно признался мужик. — Неужто и там добрые католики живут?

— О! Еще какие добрые! А у нас ведь с маврами счеты… — подумав, добавил князь. — И очень хотелось бы проучить этих гнусных негодяев! Мои ребята крепки и отважны!

— И мои крепки! — крестьянин хлопнул в ладоши. — И мы хотим мавров прогнать, пощипать им перья. Не так ведь магометан и много-то.

— А сколько?

— Да меньше дюжины! По крайней мере, я видел четверых.

— Славно! — подмигнув собеседнику, Вожников азартно потер руки. — И у меня, не считая раненого и девчонки, четверо. Да я сам — пятый.

— И у меня столько же найдется! Да еще в деревне — человек пять, — радостно сообщил мужик.

Князь широко улыбнулся:

— Так, может, мы…

— Я послал мальцов к орешнику. Должны скоро вернуться, доложить… Да вы заходите, чего встали? — проворно отворив ворота, крестьянин сделал приглашающий жест. — Отдохнете, поедим, чего бог послал. Туда, туда проходите, в дом. А вы, — хозяин обернулся к работникам, — заканчивайте с навозом и будьте готовы. Хавьер!

— Да, дядюшка!

— Сбегай к соседским парням, позови.

Пока обедали (простая крестьянская пища: чечевичная похлебка с луком, овечий сыр, немного дичи и печеная радужная форель из ближайшего ручья), явились посланные к орешнику «мальцы» — двое, лет по шестнадцати, парней, смуглых, с обветренными, не отличавшимися особой приветливостью лицами и грубыми крестьянскими руками.

— Ну, что там? — выплюнув на пол рыбью кость, поинтересовался дядюшка Пепе — так звали крестьянина, по определению Вожникова — явного кулака.

— Четверо их, дядюшка, — шмыгнув носом, доложил один из парней. — Говорят не по-нашему, непонятно. Главарь по повадкам вроде бы кабальеро. Все вооружены — мечи, сабли, короткие копья, луки со стрелами, два арбалета. Даже кольчуги и панцири есть! И дюжина лошадей. Кони добрые, однако под соху да борону не пойдут.

— Воинские, значит, лошадки-то.

Оставив в деревне раненого дона Эстебана и — несмотря на все ее просьбы — Аманду, Вожников и его ватажка присоединились к деревенским парням под предводительством местного старосты дядюшки Пепе. Кроме парней с палками и цепами, еще было трое угрюмых, вооруженных вилами мужиков да сам староста с переделанным из старой косы копьецом, похожим на те, что были в ходу в Чехии, у гуситов. На поясе у Егора висел короткий меч, подарок капитана Гильермо Ньезы, ватажники же — Альваро Беззубый, Рвань, Рыбина и Лупано — были вооружены попроще, тем, что нашлось в деревне — дубинки, топоры, серп. С воинским отрядом таким оружием, конечно, не справишься, однако здесь было совсем другое дело: во-первых, мавров всего-то четверо, а во-вторых, нападать-то собирались по-крестьянски, внезапно, без всякого глупого благородства. Как сказал дядюшка Пепе — лучше всего было бы перерезать горло спящим. И правда — чего умничать-то? Однако мавры — люди военные, наверняка выставят часового, так что возьми их, попробуй! Оставалось одно — навалиться внезапно всей кучей, а там уж — как бог даст.