– …хотя сыновей тебе так и не родили.

Янди перестала водить ногтями и села рядом, подогнув под себя ноги.

– Знаешь, Ширам, – заявила она внезапно, – я решила не убивать тебя. Слишком просто! Я десятки раз могла это сделать… Даже не представляешь, как близко я подбиралась к тебе… – Она вдруг схватила его за волосы, запрокидывая голову. – А если я отрежу тебе косу? Живи дальше без чести – как все эти годы жила я!

– Если ты так сделаешь, – прохрипел саарсан, – то сразу же меня убей, потому что после этого не будет жизни ни тебе, ни мне…

– Ну хорошо. – Янди разжала руку. – Чем ты готов заплатить за кровь моих родителей? Чем готов выкупить свою жизнь? Давай поторгуемся!

– Поистине ты больше дочь Гауранга, чем я его сын! – выдохнул Ширам. – Удивительно, его свирепый дух возродился в той, кто по крови ему даже не дочь!

Янди вспыхнула, сама не понимая, польстило ей это сравнение или оскорбило ее.

– Тебе ведь страсть как хочется начать резать меня по частям, как резали твоего отца! Ну так не тяни, приступай…

Ширам закрыл глаза, готовясь к смерти. Его лицо понемногу обрело спокойствие спящего.

– Есть одна сказка, – сказала Янди, помолчав. – Я слышала ее в детстве здесь, в храме. Последнее время она мне часто вспоминается… Жил-был один накх, не желавший почитать змей. Как-то поехал он в набег. Решил срезать путь через овсяное поле да и растоптал случайно змеиную кладку в борозде. Когда мать-кобра вернулась с охоты и увидела мертвых детей, она решила отомстить. След копыт привел ее к дому накха. Его семья – жена и малые дети – безмятежно спали. Всех их кобра убила. Потом она узнала, что старшая дочь того накха вышла замуж и живет в соседней долине, и отправилась туда, чтобы убить и ее. Но что она увидела там? Перед крыльцом дома стояло блюдце с молоком и сластями, украшенное цветами. Молодая женщина не пыталась откупиться от мести – она просто чтила змей. И кобра сменила гнев на милость. Жажда убийства угасла в ее сердце. Она вернулась в дом нечестивого накха и воскресила его жену и детей. Ибо это была одна из змей-прародительниц, что карают и награждают по заслугам…

Ширам напряженно слушал, пытаясь понять, к чему клонит Янди. Конечно, мужественная смерть под пытками в руках врагов несла высшую и самую трудную славу. Однако сказка заронила в его душу зерна надежды на иной исход.

«Она сомневается, – понял Ширам. – Она хочет чего-то иного – но чего?»

Впрочем, саарсан отлично понимал, что все это могло говориться и нарочно, чтобы помучить его.

– Я был бы рад воскресить твоих родителей, Яндха, но не могу, – сказал он. – А молоко и цветы тебя едва ли устроят.

Янди хмыкнула:

– Раньше меня всегда злило окончание этой сказки. Кобра должна была довершить свою месть и со славой вернуться на овсяное поле. Но потом я подумала: а может, это я чего-то не вижу? За время, что мы путешествовали с царевной, мои мысли незаметно изменили свой ход, и я пока не пойму, хорошо это или плохо. Аоранг – помнишь его? – как-то сказал мне: «Ты летишь сквозь чужие жизни, как отравленная стрела». Так вот, я больше не хочу быть стрелой. Я хочу быть тем, кто стреляет… – Янди вздохнула. – И я не хочу стать новым Гаурангом… хотя бы во мне и воплотился нечаянно его дух. Скажи, братец, о чем эта сказка? О неудавшейся мести?

– Нет, – отозвался саарсан. – Она о том, что судьба бывает жестока ко всем – и сильным, и слабым. А еще о том, что в мире есть высшая справедливость и даже худшее из зол можно искупить.

– Я не знаю, что такое искупление, – пожала плечами Янди. – Если ты знаешь – расскажи.

Ширам приподнялся на локте. Янди подобралась, готовая ударить, если понадобится.

– Я тебя почти не знаю, сестра. Однако твои деяния говорят о тебе красноречивее слов. Ты уберегла мою невесту в землях вендов и в степях колдунов. Ты спасла жизнь и мне – там, у Аршага. Если ты хочешь искупления за отца – клянусь тайным именем Отца-Змея, ты получишь его.

Они не сводили глаз друг с друга, словно стараясь расслышать тайные мысли. Но услышали лишь топот множества ног за дверью чертога.

Царевну тащили все вниз и вниз. Найины шли быстро, в полной темноте. Тут, под землей, ни единый огонек не разгонял кромешного мрака. Слышались лишь быстрые шаги и неровное дыхание множества женщин. Все они были ростом чуть не на голову ниже Аюны и казались тонкими, как девочки, но все попытки вырваться приводили лишь к резкой боли в вывернутых руках и злым окрикам на чужом языке. «Плохо дело», – только и успела подумать Аюна, прежде чем ее отпустили, швырнув на колени. Затем часть женщин куда-то ушла, а остальные встали вокруг нее и, глядя перед собой, кому-то низко поклонились.

Несколько чадящих факелов озаряло неровную сырую площадку, нависавшую над молочно-голубым подземным озером. Даже огонь не мог исказить холодного света, струившегося от воды. Из озера вздымалась стоящая на хвосте каменная кобра в два человеческих роста. Клыкастая пасть была широко распахнута; бирюзовые глаза смотрели, казалось, прямо на Аюну.

– Исварха, оборони, – невольно прошептала царевна – и немедленно получила жестокую оплеуху от стоявшей рядом найины.

– Не смей здесь упоминать имя врага!

– Чего вы от меня хотите?!

Аюна попыталась вспомнить, как звали верховную жрицу. Сидха? Царевна приподнялась и завертела головой, пытаясь найти знакомые шрамы, но вторая пощечина снова бросила ее на камень.

– Мать Найя дала нам откровение!

Одна из найин повернулась к царевне, и Аюна сразу узнала немолодую женщину с изуродованным лицом. Сидха подошла к краю обрыва и повелительно протянула руку. Одна из жриц подала ей корзину, в которой что-то попискивало и шевелилось. Сидха начала размеренно доставать голых зверят из корзины и одного за другим бросать в озеро, сопровождая действо заунывным протяжным пением. Прочие найины негромко подхватили его. Аюну схватили за плечи и подтащили к краю скалы. То, что она увидела внизу, заставило царевну вскрикнуть и отшатнуться. Под водой извивалось множество змей. Их было так много, что они покрывали все дно сплошным шевелящимся ковром. Там, куда падала живая кормежка из корзины, вода бурлила и кипела.

– День за днем, ночь за ночью Мать призывала меня сюда, – вновь заговорила Сидха на языке Аратты, явно для Аюны. – Я глядела в синие глаза Предвечной и слышала голос, повелевавший: «Разбудите его! Разбудите! Довольно ему спать, свернувшись кольцом на дне океана! Пришло время водам проснуться и смыть скверну с лика земли!»

– Ты говоришь о Первородном Змее? – с ужасом спросила Аюна.

Руки сами потянулись к золотому диску на шее, губы зашептали молитву, взывающую к помощи Господа Солнца. Беда только, отрезанная от света Исвархи, отделенная от него немыслимой толщей камня, Аюна чувствовала себя покинутой не только людьми, но и небесным отцом.