В последний раз я, помнится, видел Красильникову здесь, в магазине, именно седьмого февраля. И это все, чем я могу вам быть полезен. Фотографии других девушек вообще привели меня в недоумение. Почему их стали показывать именно моим сотрудникам? Эти девушки у меня никогда не работали. Даю вам слово.

Он налил Колосову кофе, коньяку и продолжил:

— Признаюсь честно, я бы очень не хотел, чтобы мое имя или название нашего магазина были как-то искусственно притянуты к этому делу. Мы недавно только встали на ноги, приобрели клиентуру, раскрутились. Если сейчас газеты или кто-нибудь из моих покупателей или заказчиков узнают, что меня, Артура Берберова, почти каждый день посещают сотрудники милиции, занимающиеся делом об убийстве, это станет концом всему. Всему! У меня и так огромное количество недоброжелателей, считающих, что пожилые люди, для которых я, собственно, и создаю свои модели, — просто выжившие из ума идиоты, а я маньяк и извращенец с порочными вкусами. Если только где-то всплывет еще и слово «убийство», мне можно будет сразу же закрывать магазин и съезжать с Кузнецкого.

— Артур Алекперович, я вас прекрасно понимаю. — Никита любезно улыбнулся. — Но и вы нас поймите. Убита женщина, сотрудница вашей фирмы. Убита дико, зверски. Сообщу вам и то, что прежде не говорилось, — у нас есть веские основания подозревать, что это убийство — только эпизод в целой серии аналогичных преступлений. Дело действительно крайне серьезное, поэтому мы тщательно отрабатываем все связи погибших. Ваш магазин не может явиться исключением. Я не желаю причинять вам лишнего беспокойства, однако для этого мне надо прежде выяснить у вас кое-какие факты.

— Так спрашивайте! — Берберов приложил руку к сердцу. — Я готов ответить на любой ваш вопрос. Кофе, пожалуйста, рюмочку.

— Спасибо, после. Итак, если я правильно понял, Красильникова поступила к вам на работу в январе Кто-то ее вам порекомендовал?

— Не порекомендовал. Это слишком громко. Просто у меня есть старый приятель, художник. Он и привел ее однажды — она в прошлом подрабатывала в их мастерской натурщицей. Она мне подошла, потому что у нее имелись сценические навыки. Она ведь в театре играла где-то на Ордынке, а значит, умела гримироваться, двигаться по сцене. Видите ли, мне некогда, да и не на что учить моих девочек. Я работаю только с профессионалками.

— В ее обязанности входила только демонстрация платьев вашей коллекции?

— Да.

— Какая сумма причиталась ей в конце месяца?

— За четыре показа триста восемьдесят пять долларов в пересчете на рубли по курсу на момент платежа.

— После того как Красильникова прервала с вами контакты, вы не справлялись о ней у вашего приятеля-художника? Как, кстати, его фамилия?

— Удойко Владимир. Он не член Союза, но очень талантлив. — Берберов глотнул «Метаксы». — Нет, я у него не справлялся. Необходимости, знаете ли, не было. Деньги в сейфе, думал — девушка в конце концов придет и заберет их.

— Не слишком тактичный вопрос, уж извините. — Никита проникновенно заглянул в темные глаза кутюрье. — Ваши посетители и клиенты, все эти старички... Не обращался ли кто-либо из них к вам с просьбой о знакомстве с кем-то из ваших девушек?

Берберов вспыхнул.

— У нас серьезная фирма, а не дом свиданий!

— Простите великодушно, но все же?

— Нет, никогда. Это глубоко порядочные люди. И потом в основной массе — они иностранцы. Они и по-русски-то не говорят!

— Вам не знакома девушка по имени Кира? Берберов нахмурился.

— Я, знаете ли, мало имел опыта общения с девушками. У меня времени нет на это. («Ну да, — подумал Никита. — Только с бабушками, геронтофильчик ты мой золотой».) Словом, Кир никаких не было.

— Я поясню, может, все-таки вы припомните. У вас тут на углу есть цветочный киоск.

— И что? — Рука Берберова, подносившая к губам «наперсток» с «Метаксой», зависла в воздухе.

— Некая девушка Кира, по прозвищу Куколка, часто посещала цветочницу и...

— Я не покупаю цветов, — отчеканил Берберов. — Я вообще их не терплю, у меня аллергия. Ни о каких Кирах Куколках я не имею ни малейшего понятия.

Никита согласно покивал — что, дескать, делать, на нет и суда нет. Потом спросил:

— Когда состоится следующий показ?

— Завтра.

— Здесь?

— Н-нет. У нас будет вечер в одном из московских творческих клубов. Это сугубо профессиональная встреча.

Колосов поднялся с дивана. Рюмка «Метаксы» так и осталась полной.

— Ну, тогда не буду вам мешать. Дел, наверное, у вас много. Но возможно, что нам придется снова побеспокоить вас, если возникнет такая необходимость.

Берберов медленно высвободился из бархатного кресла.

— Вот так, как сегодня, за чашкой кофе готов дать вам любую информацию. Но умоляю вас, Никита Михайлович, не надо никаких официальных вызовов, повесток, допросов. Мы висим на волоске. Завоевать расположение солидных клиентов крайне трудно, а потерять — проще простого. Судьба моя — в ваших руках. Умоляю вас.

— Артур Алекперович, не надо меня умолять, я постараюсь сделать все возможное. Но дело скверное. Вы сами это признали. И разобраться с ним мы намерены серьезно.

На том они расстались, убийственно вежливые и крайне недовольные друг другом. Каждый отметил, что сегодня именно пятница, 13-е — проклятый день, и мысленно послал и ее, и своего собеседника ко всем чертям.

Для Вадима Кравченко конец недели ознаменовался тесным общением с собственным боссом. Двое суток подряд отважный телохранитель дежурил в офисе на Кутузовском проспекте.

Дежурство в пятницу, 13 марта, к счастью, оказалось чистейшей фикцией. Работодатель Кравченко, Василий Васильевич Чугунов, приехав в офис к восьми часам утра, закрылся в кабинете и завалился на кожаный диван — почивать. Кравченко, принявший вахту от своего напарника, узнал, что Чучело в компании собственных охранников всю ночь гудело в загородном ресторане «У святых мощей», что на Киевском шоссе. Домой Чугунов отбыл лишь под утро и во избежание скандала со старой женой (он вернулся к подруге своей юности после двух неудачных женитьб на секретаршах и двух разводов) отправился кемарить на работу.

Кравченко сообщили и то, что «У святых мощей» в самый разгар застолья Чугунова скрутил приступ желудочных колик, который он с успехом излечил старым испытанным средством — двойной перцовой.

— Ты все-таки вызови ему врача, Вадим, — посоветовал охранник, сдававший дежурство. — Звякни Науму Борисычу, пусть приедет, посмотрит его.

— Наум Борисыч совершенно справедливо скажет, что ему надо завязывать с перцовкой. А это его выводит из душевного равновесия. Только хуже сделаем, — зевнул Кравченко. — У нас активированный уголь в аптечке найдется? Посмотри и принеси мне, я ему скормлю пачку, как очухается.