— Да.

В компании Чугунова Арсеньев вел себя непринужденно. Поправил прическу, выпил виски.

— Я тебя помню, машины-то вместе покупали, — гудел Чугунов. — Но не знал я тогда, какой ты есть человек. Ведь это ж надо! Цветы-то где берешь?

— Кое-что покупаю сам, кое-что помогают купить, кое-что дарят, — ответил Арсеньев.

— Красота это. Тебя как, Иваном зовут? Красота это, Ваня. Душа прямо не нарадуется. — Чугунов вздохнул. — Да.., красота, она под собой имеет, много имеет... А где тут туалет у вас, не скажешь? Природа свое требует.

Кравченко было поднялся. Арсеньев быстро подозвал официанта:

— Саша, проводи господина Чугунова. Они остались за столиком вдвоем — производитель моющих средств пересел за соседний стол, предпочтя общество длинноногой девицы в кожаном сарафане.

— А вам, Вадим, понравилось то, что я делаю? — спросил Арсеньев.

— Да.

— Цветы живут одним днем, я всегда это помню.

— Несомненно.

— О чем вы думаете? Хотите, чтобы я убрался, да? — Вопрос прозвучал так потерянно, что Кравченко даже вздрогнул.

— Я думаю, что вы очень талантливы, все, что вы делаете, очень красиво, только оно заслуживает лучшей участи, чем выставление на суд в бардаке перед сворой жрущих неандертальцев. Бисер перед свиньями, Иван.

— Как вы сказали? — переспросил Арсеньев. — Лучшей участи? Бисер? — Взгляд его словно ощупывал лицо Кравченко.

— Именно. Ну кому тут читать сказку о царстве Флоры? Моему патрону, что ль?

— Я ее читал не ему, а вам, я был рад, когда узнал, что вы придете.

— Это произошло совершенно случайно.

— Я понимаю, конечно, случайно. Они замолчали.

— И вы бы хотели увидеть нечто подобное в более подходящих условиях? — осторожно спросил Арсеньев.

Кравченко про себя ухмыльнулся: «Ах ты, хорек талантливый, неймется тебе — не мытьем, так катаньем!»

Тут вернулся из туалета Чугунов.

— Что, братки, загрустили? Вань, давай выпьем за твою красоту, слышь? Народу нравится. А ты, если какие трудности возникнут с цветами там или с чем, звони прямо мне. Звони — не стесняйся. В январе Чугунов ландыши достанет, в августе мимозу — тока скажи.

— Спасибо, Василий Васильевич. — Арсеньев отпил маленький глоток золотистого виски. — Я тут говорил вашему начальнику охраны... Есть еще одно место, где демонстрируются мои работы. Это очень приличное место, однако очень дорогое.

— Деньги — сор, — хмыкнул Чугунов. — Лишь бы сердце радовалось. Играют там, нет?

— Нет, ни в карты, ни в рулетку там не играют. — Арсеньев тщательно подбирал слова. — Но посмотреть там есть на что. Есть. Только.., там очень высок взнос за...

— Это клуб, что ли? — сморщился Чугунов. — На.., он мне. Я вон состою в столичном биржевом. Так они там только пьют, подлецы, да сплетни разводят. Да потом, там уж девять кооптированных членов в расход вывели — пристрелили в подъездах. И сидя-ат, глазами моргают друг на друга: я, мол, не я и хата не моя. Мафия ж!

Это слово прозвучало в устах Чугунова так смачно, что и Кравченко, и Арсеньев невольно засмеялись.

— Нет, это не клуб. Это.., если позволите, я наведу справки. И потом сообщу вам, если там что-то наметится интересное.

— Валяй. — Чугунов зевнул. — Вадь, дай ему мои координаты.

В половине третьего ночи они отчалили домой. Чугунов сладко спал на заднем сиденье «шестисотого» «Мерседеса». Он был сыт, пьян и умиротворен душой. Кравченко медленно вел машину по пустынному Садовому кольцу. Он принял две таблетки анальгина, и его слегка «вело», но он терпел: от второй подряд бессонной ночи, аромата цветов и общества Ивана Арсеньева у него ломило в висках.

То, что ее просили пока не соваться. Катя восприняла довольно спокойно. Что ж, наверное, Никите виднее со своей разыскной колокольни: если начальник отдела убийств просит, надо его уважить. За себя она была уверена, но вот за «добровольных помощников»...

Все выходные она пыталась дозвониться Кравченко и Мещерскому. У первого нудно бубнил автоответчик — видно, дельце Вадьки затягивалось. Второго тоже было не сыскать. Катя в конце концов вспомнила: ведь Мещерский предупреждал ее, что всю неделю будет занят подготовкой выставки Российского турклуба в Экспоцентре на Красной Пресне. Путешествие в Африку требовало привлечения дополнительных средств, для этого турклуб и разворачивал активную рекламную кампанию. Катя даже обнаружила в собственной сумочке приглашение на презентацию выставки — Мещерский отдал ей его, а она забыла, дуреха. Слава Богу, презентация намечалась на среду. Она записала себе дату на бумажке и положила на видное место: не пропустить бы. Князю будет очень приятно, если она придет.

Выходные она провела в уборке квартиры и долгих задушевных беседах с портретом Бонапарта — благо никто не мешал... Император преданно смотрел на нее из деревянной рамочки, а она орудовала пылесосом, вытирала пыль с мебели, драила кухню и при этом рассуждала вслух о диковинных фактах, поведанных ей Колосовым. Бонапарт слушал ее догадки и не возражал. Он вообще был самым внимательным Катиным слушателем, за это она его так и любила.

На работе в понедельник с самого утра шел дым коромыслом: задержали с поличным Вацлава Клеверовского — наемного убийцу, на счету которого было свыше двадцати трупов коммерсантов и бизнесменов всех мастей. Катя кое-что о нем знала: в частности, что он необычайно красив, происходит из семьи знаменитого пианиста, знает три языка, некогда закончил Университет им. Лумумбы, где учились и Мещерский с Кравченко.

Клеверовского, который столь разительно отличался от полуобезьяньих представителей племени российских киллеров, сразу взяли в оборот — в розыске так все и кипело. Никита разрывался на части. Катя вслушивалась в общие настроения и тихонько «мотала на ус»: о пане Вацлаве она хотела бы написать нечто большее, чем обычный газетный очерк.

Пресс-центр, дабы не отстать от общего лихорадочного ритма работы, решил выбросить десант в Воронцовск. Спешно прибыл фотокорреспондент из объединенной редакции МВД. Им с Катей заказали репортаж о работе экспертно-криминалистического отдела (ЭКО). Ехать в Воронцовск было неблизко, да еще машина по дороге дважды глохла. Добрались только к полудню. Встречавший их начальник криминальной милиции Воронцовского ОВД майор Андрей Кузьмин — атлет, спортсмен и, по его собственному признанию, «чистокровный опер» — был прирожденным организатором работы с прессой.

— Припозднились вы, — посетовал он, усаживая Катю в своем кабинете, — народ сейчас на обед тронется, так что будем действовать молниеносно. Блицкриг, так сказать. Кто вам нужен в первую очередь?

Катя назвала экспертов. Кузьмин тут же связался с ними.

В ЭКО Катя сидела долго: побеседовала с умным и интеллигентным начальником, его сотрудниками. Затем она вместе с экспертами отправилась в тир, где в специально оборудованной установке — «трубе» на местном профессиональном сленге, — оснащенной пулеулавливателем, отстреливали изъятое у преступников оружие для баллистических исследований.