Чёрные глаза с узким разрезом, сейчас широко распахнутые, несколько мгновений сверлили взглядом Итимуру. Затем Сугаи, словно собрав всю волю в кулак. резко отвернул в сторону своё узкое, точёное лицо и больше уже на Итимуру ни разу не посмотрел.

Сдавать дела старшему менеджеру Конно, не имевшему опыта управления супермаркетом, для Манабэ оказалось невыносимо тяжело. Впрочем, сам Конно старался, как мог, приободрить Манабэ, на душе у которого было отвратительно.

Всё, что он пережил и передумал за последние полгода, беспорядочными вспышками высвечивалось у него в памяти. Так же моментально мысли терялись, пресекались.

Он испытывал отчаяние, чувствуя, что падает в бездну.

Как бы наблюдая ситуацию со стороны, он видел: сделать ничего нельзя.

К этому примешивалось ещё смутное чувство гордости от сознания, что он живёт «настоящей жизнью», испытывает сильные чувства.

Думал он, конечно, и о семье — о жене и детях, которых у него было двое.

Сотни раз он мысленно прокручивал ситуацию.

Конечно, это можно было предсказать заранее. Он и раньше всё понимал. Но когда сейчас проблемы всплыли на поверхность, сердце щемило куда сильнее, чем он предвидел.

Тяжкие вздохи вновь и вновь вырывались из его груди.

— Да ты не переживай так! — подбодрил его Конно, видя, как мучается Манабэ. — Никто у нас в фирме о тебе худого слова не говорит. Управляющий Итимура даже удивляется, как ты вляпался в это дельце. Я тоже думаю, что у тебя просто обстоятельства так сложились, деваться было некуда. Так, может, расскажешь всё начистоту?

Манабэ молчал.

— Ну смотри. Покаяться никогда не поздно. Можешь всю правду господину Итимуре рассказать — небось сразу на душе легче станет. Не знаю уж, как там дело было, но тебе все по возможности хотят помочь. Ты ведь по натуре на подлое дело не способен.

— Извините, что причинил всем столько беспокойства. Только ничего я не скрываю и стыдиться мне нечего.

— Ну ладно. Господин Итимура просил передать, что готов тебя принять в любой момент.

Сделав это небольшое отступление, они вскоре завершили процедуру передачи дел.

Манабэ отказался от предложения Конно немного выпить для поддержания духа и поспешил на поезд в Сакурадани. Как бы там ни сложилось, надо было сначала переговорить с Сугаи.

Сугаи был единственным человеком в этом мире, кому сейчас угрожало то же, что и Манабэ, с кем можно было разделить опасения.

— Так и знал, что ты придёшь. Весь вечер тебя жду, — сказал Сугаи, когда Манабэ позвонил в дверь.

Для Манабэ его слова были как бальзам на душу, прозвучав утешением и поддержкой.

— Я выйду ненадолго, — крикнул Сугаи, обращаясь к кому-то в дальней комнате.

— Долго не гуляй. Возвращайся поскорее! — послышался голос его матери.

Сугаи жил с матерью вдвоём. Манабэ её знал. Хотя ей было уже за пятьдесят, госпожа Сугаи оставалась на редкость жизнерадостной и обаятельной женщиной. Голос у неё тоже был очень приятный.

— Ага! — бросил Сугаи и, натянув свою облегающую рубашку, вышел на лестницу к Манабэ.

— Пойдём «на выгон», что ли? — предложил Манабэ.

— Сначала давай выпьем, а то просто уже сил нет терпеть, — сказал Сугаи.

Они направились в бар, куда часто наведывались раньше. В тишине вечерней пустынной улочки звучно отдавались их шаги по асфальту. В болезненно уязвимом сознании Манабэ с каждым шагом память оживляла всё новые подробности их общей тайны. Но скоро всё должно было кончиться…

Телефон звонил не умолкая, и жена управляющего Итимуры, Эцуко, наконец неохотно поднялась с постели, чтобы взять трубку. Время было половина первого ночи. Если только это не ошибка, наверное, что-нибудь случилось: какое-нибудь ужасное происшествие, несчастный случай.

— Послушай, это тебя. Манабэ из твоей фирмы, — недовольно крикнула Эцуко мужу в спальню.

— Что? А, ну да! — пробормотал разбуженный звонком Итимура, с трудом поднявшись и шлёпая в коридор.

— Господин управляющий? — Знакомый голос в трубке принадлежал Манабэ, — Прошу прощения, что потревожил ночью. Я, вообще-то, звоню, чтобы перед вами извиниться.

Итимура промолчал.

— В отделе одежды точно были злоупотребления. А виновник — Кисихара, нынешний начальник по этажу Центрального, которого вы только что туда перевели из сектора одежды в фирме. И ещё Сасима, заведующий мясным отделом. Мы с Сугаи тоже соучастники.

— Хм… Ну и что дальше?

В глазах Итимуры загорелся огонёк.

— Простите великодушно! Так получилось — безвыходная была ситуация. Но конечно, виноваты, чего уж там! Я готов понести кару за всё. А показания насчёт злоупотреблений Кисихары и Сасимы я уже послал вечером рабочей почтой к вам в офис. Наверное, завтра уже будут у вас на столе. Не обессудьте!..

Манабэ умолк.

— Погоди, погоди, — заторопился Итимура, — я что-то не пойму. Ты давай-ка утром сам приходи ко мне в офис и объясни подробно всё как есть. То, что ты сам признался, я учту, так что отнесусь со снисхождением.

— Спасибо большое! — Манабэ на другом конце провода запнулся, — Завтра утром буду у вас, шеф.

— Точно будешь?

— Точно. Пока на этом всё. Спокойной ночи, шеф.

Манабэ отключился, не дожидаясь, пока Итимура положит трубку.

«Враньё. Утром он не придёт». Почему-то Итимура был в этом уверен.

Самоубийство!

По спине у него пробежала дрожь.

Поколебавшись, Итимура позвонил Манабэ домой.

— А, господин управляющий! — прозвучал в трубке сонный голос жены Манабэ.

— Муж дома?

— Нет, сказал, что поехал на рыбалку.

— На рыбалку?

— Да, он в последнее время пристрастился к рыбалке. И Сугаи, кажется, с ним поехал.

— Сугаи?

— Да. А что случилось?

— Да нет, ничего. По работе кое-какие проблемы. Надо было кое-что срочно уточнить.

* * *

В квартире Кодзимы зазвонил телефон. Назойливый звон не умолкая звучал за дверью, в гостиной. Кодзима лежал в постели, но заснуть не мог. В последнее время он мучился бессонницей и вообще давно уже забыл, что такое спокойный сон, а тут ещё сегодня добавился новый повод для переживаний. Он думал о Ёсико, с которой расстался несколько часов назад. Красивое, открытое, жизнерадостное лицо Ёсико стояло у него перед глазами. Трудно было поверить, что эта женщина оказалась несчастна в браке. То ли эта лучистая жизнерадостность была природным даром, то ли плодом никому неведомых усилий воли.