вас, он болен. Все еще болен. Что вы донимаете всех, займитесь своими делами.

– Я и занимаюсь. На последнем дворянском собрании меня упрекали в смерти кавалера, я хочу знать, что произошло.

– Сказал же я вам: барон болен. Ничего он вам не расскажет.

– Но хоть взглянуть-то на него я могу?

– Нет, врач не позволяет, – кричал седой господин, и раздражение в его голосе только усиливалось.

«Что за глупости? С чего бы врачу не дозволять взглянуть на больного?»

– Тогда позовите врача.

Тут повисла пауза. Волков видел господина Верлингера, и тому нечего было сказать. Он смотрел на кавалера с башни, сверху вниз, его лицо стало злым, и после паузы седой господин не выдержал:

– Что же вам нужно, наглый вы человек, сказано вам: никто вас не примет! Так вы все упорствуете, третий раз приезжаете и, поправ все правила вежливости, просите и просите чего-то!

– Дозвольте мне увидеть барона! – также повысил голос Волков.

– Нет, доктор не велит! – кричал господин Верлингер. – Сказал же я вам!

– Не позорьте седины свои бесконечной ложью. – Волков тоже уже начинал злиться. – Зовите доктора, я хочу у него все спросить.

– Да как вы смеете! Дурной вы человек, болван! – уже не на шутку злился дядя барона. – Как вы смеете меня упрекать во лжи, если вы сами невыносимо навязчивы и совсем не ведаете приличий. Прочь! Уезжайте отсюда, займитесь своими делами, войной или еще чем вы там любите заниматься…

– Послушайте, Верлингер, я не хочу знать, что там у вас происходит, тем более не хочу встревать в ваши семейные дрязги из-за наследства, я просто хочу видеть барона, живого или мертвого, мне все равно.

– Отказываю вам! Отказываю! Прочь отсюда, наглец! Барона вы не увидите. Прочь езжайте! И если не уедете, то увидите не барона, а у себя в брюхе арбалетный болт.

И господин Верлингер скрылся, видимо, покинул башню. В общем, разговор был закончен.

Третий раз! Третий раз Волков приезжал сюда, чтобы выяснить обстоятельства смерти кавалера Рёдля, третий раз беседовал с этим вздорным стариком и уезжал ни с чем. Его трясло от злобы и раздражения. Он тащил с собой кучу народа, и все без толку, и, главное, виноватых вокруг не было. Ну, разве что этот седой мерзавец. Ух, попадись он Волкову под руку! У кавалера даже кулаки сжались. Но сжимай их или разжимай, это дела не решит. Дело бы решила картауна да десяток чугунных ядер в ворота старого замка. Попотеть, притащить бы ее сюда да пять десятков солдат, и дело оказалось бы решено. Но нельзя. Волкова и так вся окрестная земельная знать ненавидит, а начни он штурмовать их замки, так побегут еще и к герцогу жаловаться или ополчение собирать. Хотя нет, ополчение – это вряд ли, они те еще вояки.

В общем, пришлось ехать обратно, так ничего и не выяснив. Как говорят мужики, несолоно хлебавши. Полдня как не бывало.

* * *

Ну, хоть Роха порадовал его в тот день. Когда Волков вернулся в Эшбахт, оказалось, что Роха только что приехал из Ланна. Обоз находился как раз перед домом кавалера.

– Погляди, Фолькоф, что это за порох, – говорил Скарафаджо, снимая крышку с бочки и запуская руку в черный порошок. – Ты представать себе не можешь, сколько дыма он дает. Такой делают только в Ланне.

– Сколько бочек привез? – спрашивал Волков, глядя на ладонь товарища, не слезая с коня. – Восемь?

– Да, восемь, и стоит он на шесть талеров дороже за бочку, но зато как бьет! Как бьет! – Старый одноногий солдат был в восторге. Он тряс ладонью, глядя на порох. – Клянусь, даже аркебуза будет пробивать кирасу с пятидесяти шагов. А что уж говорить про мушкет!

– А мушкетов ты сколько привез?

– Семнадцать. И скажу тебе, что кузнец дело знает, он переделал замок и спуск, теперь фитиль держится крепко. И порох с полки не просыпается, даже когда мушкет наклоняешь.

– Отлично.

– Этот Яков Рудермайер толковый кузнец, я сейчас покажу тебе новый мушкет.

Но у Волкова болела нога, он хотел быстрее слезть с коня и сесть у камина.

– Потом, потом, приходи сегодня вечером на ужин, приноси мушкет.

А Роха, вместо того чтобы сразу согласиться, вдруг замялся.

– Слушай, Фолькоф, а можно я приду с женой?

Кавалер смотрел на Роху и не узнавал этого старого солдата, кажется, первый раз тот называл свою женщину женой. Зараза, язва, чертова гарпия – да, но вот женой…

– Ну, приходи с женой, – согласился кавалер.

– Я бы не навязывался, да больно она хочет посмотреть, как живут настоящие господа.

– Приходи.

– А твоя-то, дочь графская, не будет против, моя-то из простых? – все еще сомневался Скарафаджо.

– Чертов болван, сказал же, приходи с женой! – злился Волков, которому хотелось скорее вытянуть ногу у камина. – Сколько раз тебе еще повторять?

Кавалер развернул коня и поехал к дому.

– Приду! – кричал ему вслед Роха. – Принесу новый мушкет показать!

* * *

Жена Рохи пришла разодетой настолько, насколько Роха мог себе это позволить. Она много кланялась перед Элеонорой Августой, поначалу та была холодна, но когда мать Амелия выяснила, что жена Рохи беременна в четвертый уже раз, так разговор у женщин сразу наладился, и даже Бригитт стала прислушиваться к рассказам про утреннюю тошноту, про рвоту на запах жареного лука, про вечное желание сходить по малой нужде и про все другое. И так все было у них хорошо, что после ужина жена Рохи удостоилась нового приглашения. Без мужа. И она обещала быть.

* * *

Утром после завтрака на выезде из Эшбахта собрались люди. Кроме кавалера были там Роха, Хилли, Вилли плюс солдаты из стариков, те, что с кавалером были еще Фёренбурге. Пришли также Брюнхвальд и Бертье.

Из арсенала хозяина принесли одну хорошую кирасу, которую бросили горцы на берегу, надели ее на мешок с песком и поставили на пригорок. Стали стрелять новым порохом. Он и вправду оказался хорош: мало свистел, зато много «бахал». Звук был резким, быстрым, дым – тяжелым, черным, сразу давал много копоти. После каждого выстрела образовывалось небольшое облако.

Кираса была отличная, с «ребром», из хорошего железа, которого не пожалели. Может, поэтому на пятидесяти шагах аркебуза ее и не брала, но на тридцати уже пробивала. Но это аркебуза. Мушкет же оставлял в железе солидную дыру даже со ста шагов.

– Ну, что я тебе говорил, – заявлял Роха с таким видом, как будто это он сам его сделал.

Да, порох действительно неплох. Его вообще можно было считать отличным, если бы не цена.

– Пушкарям этот порох не