описывать видения последних времен, съедает книгу, которая была «горька во чреве… но в устах… будет сладка, как мед» (Откр. 10: 9)[637]. Съедание книги апостолом Иоанном Верслуис интерпретирует как получение внутреннего опыта, в его терминологии «гнозиса»: именно получение этого опыта дает возможность понять послание Откровения уже его читателям. Иными словами, Апокалипсис, по Верслуису, содержит в себе возможность инициатического опыта, открывающего читающему суть книги по аналогии с тем, как она была открыта Евангелисту. Ровно так же распространяется гнозис и во всей «западной эзотерической традиции», создавая тем самым эту традицию. Инициация, согласно американскому исследователю, это не обряд перехода, а обретение некоего внутреннего опыта через чтение литературы, порожденной авторами-гностиками sensu Верслуис, заложившими в книгу возможность такого опыта для читающего. Таким образом, без каких-либо исторических свидетельств о прямых контактах между алхимией, гностицизмом, каббалой, герметизмом и иными формами эзотеризма можно утверждать реально существующее преемство единой традиции через приобщение к опыту посредством так называемого «гностического чтения».

Одно из любимых сравнений американского автора — параллель между буддийской загадкой-коаном и инициацией через текст. По форме коан представляет собой завершенное формализованное по правилам языка высказывание, которое должно привести размышляющего над ним к конкретному духовному опыту буддийского просветления. Верслуис подчеркивает, что коан, по мнению многих современных исследователей, далеко не обязательно имеет противологическую природу. Напротив, в коане сопряжено два пласта: обыденная реальность человеческого мира (выраженная посредством языка) и реальность иного мира (схватываемая в опыте размышляющего над коаном). Вот как Верслуис поясняет это, цитируя одного буддийского учителя:

Как невозможно просто летать вне досягаемости сил гравитации, так и не существует просветления Дзен в сфере чистого сознания за пределами мысли и языка. Вместо того чтобы обвинять мысли и язык в осквернении изначального сознания, следует признать, что просветление может быть реализовано только через мысли и язык[638].

По мнению Верслуиса, буддизм и даже ислам в значительно большей степени могут быть названы «гностическими религиями», так как в них существует прямая традиция духовного наставничества, претендующая на передачу особого рода опыта: суфийские тарикаты в исламе и монастыри в буддизме. На Западе в условиях отсутствия реальных посвятительных традиций такую же роль стала играть литература, в которой, как в коане, сплетались два пласта бытия: обыденный и возвышенный. Читающий такого рода тексты через обыденный пласт восходил к возвышенному и тем самым становился частью золотой цепи знания, доступного лишь посвященным, или гнозиса. Наиболее удачной иллюстрацией такого типа текстов служат работы Якоба Бёме, писавшиеся не для того, чтобы быть подвергнутыми дискурсивному анализу. Бёме, по Верслуису, можно понять, только войдя в его мир, а сделать это можно, если испытать опыт, передаваемый им в сочинениях.

«Западная эзотерическая традиция»: краткая история

Таким образом, наличие «западной эзотерической традиции» рассматривается как очевидный факт. Представляется, что завершить изложение идей американского исследователя целесообразнее всего кратким обзором истории этой традиции в его понимании. Напомним, что, согласно американскому автору, традиция выражается в передаче опыта через идеи и тексты, но не в прямой линии посвященных или единой системе тайной организации. Верслуис довольно подробно описывает формы бытования «традиции», мы же выделим лишь узловые этапы, ограничившись самыми важными характеристиками.

Само рождение «западной традиции» связано с особыми условиями формирования христианской культуры. Изначально религиозный плюрализм, подразумевавший в том числе и наличие особого опыта у верующих, был естественным состоянием как Востока, так и Запада[639], вплоть до II–III веков по Р. Х. Но с формированием идеи ортодоксии под влиянием Тертуллиана, св. Иринея Лионского и отцов Первого Вселенского собора христианство отделяется от мира религиозного плюрализма, превращаясь в «рационалистическую и историческую»[640] религию, «бюрократизация и институционализация» которой ведет ко все большему обособлению религиозного свободомыслия гностического (sensu Верслуис) характера и в итоге приводит к его самозамыканию и формированию инициатической книжной традиции, выразившей себя в апокрифической и псевдоэпиграфической литературе. В таком контексте иудейская мистика Меркавы и герметические трактаты легко вписываются в общий фон, так как являются различными формами гностицизма sensu Верслуис.

Большой пробел связан с эпохой темных веков истории Западной Европы, когда, видимо, обрываются все возможные фактические связи, но остаются литературные влияния. С возрождением культурной и интеллектуальной жизни в золотом Средневековье возникают формы, содержащие явные следы «западной эзотерической традиции», культура рыцарей и трубадуров. Верслуис обнаруживает в сказаниях о рыцарстве (истории о короле Артуре, повествование о Ланселоте и прочих) прямые параллели с гностическим мировосприятием, что подтверждает возрождение «традиции». Сходная образность обнаруживается и в поэзии трубадуров. Два названных течения пронизывают собой все аспекты средневековой жизни, но есть и более локальные проявления той же традиции: взлет каббалистических идей (Зогар, каббала Абулафии, лурианская каббала), общеевропейское увлечение алхимией, рейнский мистицизм Мейстера Экхарта и его последователей. Весь этот комплекс идей и образов плавно перетекает в Ренессанс, где расцветает во множестве тем, теорий, течений культуры и философии эпохи. Новое время продолжает те же тенденции трудами Бёме, Майера, Филалета, Василия Валентина, розенкрейцеров. Последних Верслуис считает реальным движением, связавшим многие гностические аспекты трех монотеистических религий[641]. Реальность розенкрейцерского движения легко описывается на языке внеисторического преемства, поскольку, как бы там ни было, розенкрейцерские тексты — литературный феномен, их чтением был поглощен весь XVII век. Именно розенкрейцеры заложили основу новой формы «западной эзотерической традиции» — пансофии.

Пансофия, в отличие от теософии, универсальна, не является чисто христианской в своей цели и в источниках, на которые опирается. Она вбирает магию, алхимию, травничество, целительство, каббалу и изучение природы в целом, эклектично объединяет ранние «языческие» традиции, приписываемые Египту и Персии… Пансофия как движение точно определяется идеями самостоятельности и синтетичности. Это возникновение универсального западного эзотеризма готово опереться на все предыдущие эзотерические движения, будь они христианские или нет, магические, алхимические, оккультные и гностические, для того чтобы служить почвой для новой универсальной культуры, той, образы которой в «Новой Атлантиде» рисуют Бэкон и другие утопии эпохи[642].

Именно этот импульс станет центральным для последующей истории гностицизма вплоть до сего дня. Значительную роль здесь сыграло масонство, которое, в особенности после реформы шевалье Рамсея, выстраивает свою деятельность как синтез различных культурных тенденций в пансофийном ключе.

Влияния и критика

То, что Артур Верслуис как глава американской Ассоциации исследователей эзотеризма и главный редактор журнала Esoterica прекрасно осведомлен обо всех тенденциях в исследуемом поле, очевидно. Поэтому далее для нас важно выявить те влияния, которые во многом и сформировали его теорию. В его текстах прозрачно представлены