Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя. Мама. Умерла. УМЕРЛА! Мой. Отец. УМЕР!
Я смахиваю слезы и киваю.
— Мне жаль.
Пустой взгляд в его глазах говорит все, что осталось сказать.
Больше не надо умолять.
Больше никаких уговоров.
Никакой лжи.
Он нажимает кнопку «вызов». Я слышу его голос, но слова не воспринимаются из-за горя, вызванного потерей родителей, будущего Оскара, Нолана, Нелли, но особенно… Тео.
Через несколько минут он завершает разговор. Держа мобильный в руках, он смотрит на него — голова склонена, плечи ссутулены. Как скоро полиция доберется до дома Муров? Как скоро Оскар появится у моей двери?
Я поддерживаю свой гипс одной рукой, пока опускаю подножку кресла.
— Не надо, — шепчет он, когда я достаю свои костыли.
Мысль о том, что Тео никогда больше не посмотрит на меня, никогда больше не прикоснется ко мне, настолько непостижима, что кажется особым видом боли, приберегаемым для худших представителей человечества. Я кусаю свои дрожащие губы и киваю, слезы затуманивают все вокруг. Без сомнения, я далека от совершенства. Я брала то, что не должна была брать. Я причиняла боль одному человеку, чтобы спасти другого. Я делала невозможный выбор, и я жила с последствиями — как и сейчас. Но я должна верить, что я не неискупима. Я должна поверить, что во мне есть что-то, достойное любви.
Тео медленно встает. Я хнычу и сглатываю такую боль, что едва не задыхаюсь. Я жду его, молюсь о нем.
Ничего.
Ни одного взгляда.
Он поворачивается и открывает дверь.
— Почему ты смотрел на мой телефон? — это не мольба. Я знаю, что у меня больше нет ничего. Мне нужно понять, что только что произошло. Как это произошло. Мне нужна развязка.
Тео стоит спиной ко мне, но останавливается на полпути к выходу.
— Я собирался попросить благословения твоего отца, прежде чем сделать тебе предложение.
Дверь закрывается.
Я обнимаю свой живот и падаю обратно в кресло, когда рыдания сотрясают все мое тело.
Глава 42
Меня зовут Скарлет Стоун, и я жива.
Верный своему слову, Оскар не винит меня. Четыре месяца назад Нелли признала себя виновной в непредумышленном убийстве. Гарольд был арестован и обвинен в пособничестве в осуждении Брэкстона Эймса, а также в покушении на убийство. После того, как Нолан дал показания, он продал особняк и все свое имущество и переехал на Западное побережье.
Оскар гуляет по Саванне от рассвета до заката, останавливаясь у книжных магазинов и кофеен. Он говорит очень мало, но всегда тепло улыбается и целует меня в щеку, как будто я все еще свет его жизни. Я не уверена, избегает ли он меня или просто ищет новое направление.
Я и сама чувствую себя потерянной. Тео исчез. Я не искала его. Что я могу сказать или сделать, чтобы изменить то, что произошло? У него есть правда. Я не препятствовала тому, чтобы он сдал Нелли, и я не буду препятствовать тому, чтобы он осмыслил новость о том, что его мама изменила его отцу. Он безоговорочно является любовью всей моей жизни и всех жизней, которые у меня когда-либо будут. Он впечатан в мою израненную душу.
Я желаю ему всего хорошего.
Оскар каждый день побуждает меня любить себя настолько, чтобы продолжать то, ради чего я «изначально приехала в Саванну». Я напоминаю ему, что приехала сюда, чтобы умереть на своих условиях. Его ответ всегда один и тот же: «Именно». Кажется, я наконец-то понимаю, что он имеет в виду. Смерть неизбежна для всех, но мы можем сделать выбор в жизни, который увеличит наши шансы сделать много-много вдохов до того, как истечет наш срок.
У меня есть сок. У меня есть чай. Мои дни начинаются с медитации, затем следует физиотерапия. Моя лодыжка стала лучше, не идеально, но близко. С моей новой и доступной машиной я езжу на Тайби несколько дней в неделю, чтобы погулять по берегу. Это трудно, поскольку моя лодыжка все еще заживает, но я чувствую себя лучше, когда могу пройтись мимо дома, где все началось. Иногда мне кажется, что я вижу Тео, плывущего вдалеке, но это никогда не он, просто я выдаю желаемое за действительное. Думаю, если у меня семьдесят тысяч мыслей в день, я могу сделать так, чтобы как можно больше из них были «желаемыми».
— Как работа? — спрашивает Оскар, когда я вхожу в дверь. Он растянулся на диване, на котором спал последние несколько месяцев.
Я сказала ему, что он может избавиться от дивана и перетащить свою кровать обратно, но Нелли выбрала диван, и он не хочет от него избавляться.
— Просто потрясающе. — Я ухмыляюсь, закатывая глаза.
— Ты гений, Руби. Чего еще ты можешь хотеть добиться в жизни? — он не отрывает взгляда от своей книги. Это Толле. Я сказала ему, что в Толле и Дайере есть много утешительного.
— Я не уверена, что техподдержка в магазине Apple действительно квалифицируется как «гений».
— Но они называют это «Гениальный бар».
— Верно. — Я опускаюсь в «свое» кресло на длинном вздохе.
— Это пустая трата твоего потенциала, Руби.
— Это временно, пока я буквально не встану на ноги. И я уже близка к этому.
Он перевернул еще одну страницу.
— Что потом?
— Ну, по словам онколога — что угодно.
Оскар захлопывает книгу, приподнимая одну бровь.
— Ты сегодня была у онколога?
— Да, сэр.
— И что?
— Они не могут найти никакого рака. Анализы крови, сканирование… все выглядит идеально.
Оскар Стоун не плачет, но я клянусь, что вижу слезы в его глазах.
— Руби, это…
— Сумасшествие? Безумие? Невероятно маловероятно? Необъяснимо? Это были слова, которые использовал доктор. Он не мог объяснить это, не то, чтобы я просила объяснений. Он все время спрашивал меня, уверена ли я, что не проходила какую-то форму лечения. Как будто раунд облучения или химиотерапии мог вылететь у меня из головы. — Я усмехаюсь.
— Я бы хотел, чтобы твоя мама…
Я качаю головой.
— Не говори этого. Она приняла решение, которое ей нужно было принять. Если бы сто человек с таким же диагнозом, как у меня, сделали то же самое, что и я, я не знаю, сколько из них, если вообще кто-нибудь, остались бы живы.
Это всегда будет самым трудным для меня объяснением. У меня был неизлечимый рак. Выжить после него, независимо от средств — это чудо. Более