Наверху часто застучали арбалеты.

— Ребятки, бегом! Ваши веревки вот, моя та, что сбоку!

— Может, мне ее лучше?! — спросил Норп.

— Не спорить! — крикнул я и без разбега прыгнул вдоль стены, прямо в ров.

Далеко не улетел, ухватившись чуть выше узла на конце веревки. При этом те, кто ее держали, дали слабину от рывка, и я повис, едва не касаясь ступнями воды. Там, подо мной, кто-то плескался, рычал. Мы ведь немало тварей вниз отправили, и они теперь, неверное, очень злые.

Из воды высунулась уродливая лапа, я едва успел поджать ноги, спасая их от когтей.

— Вы там что, спать ушли?! Тяните! Быстрее тяните!

Поверхность воды и копошащийся раст начали хоть и медленно, но удаляться. На площадке лежали тела павших, над ними вытанцовывали несколько гарпов, наконец-то добравшихся до ворот. Не обнаружив живой добычи, твари завывали, будто блудливые коты, угодившие в очередь к ветеринару. Одна, не выдержав искушения, прыгнула на меня, но не достала, рухнула в ров. Чуть ли не перед носом просвистело увесистое бревно, рухнуло на площадку, прибив наповал одного монстра и сбросив в воду еще парочку.

Похоже, моих товарищей уже подняли, раз не боятся попасть в них тяжелыми предметами.

А я почему до сих пор под стеной болтаюсь?

Сверху, будто читая мысли, негромко сообщили:

— Веревку от колодца принесли, она совсем плохая, а ты на нее прыгать вздумал. Теперь медленно тащим, а то мало ли что случиться может.

Да что еще может случиться?! Лопнет эта рухлядь, и отправлюсь я в ров прямиком к жаждущим мести тварям. Мало того что их поколотили, так еще в ненавистную воду загнали.

— А что с остальными?

— С кем?

— Другие, кого с площадки тащили?

— Девка тут и ребят трое.

— Это хорошо…

Хотя чего же здесь хорошего? Из более чем полусотни невольников с «Черного альбатроса» и «Рыжего пса» в живых осталось только трое.

Дорого им далась свобода…

Да и кто сказал, что на этом все закончено?

Затея с прорывом к деревне еретиков была тем еще экспромтом, вызванным не столько неизбежной необходимостью к ним прорываться, сколько отсутствием сведений о здешней обстановке. Кто знает, может, существовали куда более безопасные способы если не добраться прямиком до Межгорья, то хотя бы выбраться из мясорубки нашествия погани. Не зная о других вариантах, мы использовали единственный.

Что станем делать, добравшись до еретиков, я не знал. Лишь надеялся, что их религия не слишком далеко отошла от догм официальной церкви, а раз так, значит, к стражам они должны относиться почтительно. Как минимум — укроют; как максимум — помогут транспортом и всем прочим.

Хотя если вспомнить, как нехорошо со мной обошлись представители этой самой церкви, становится страшно представить, на что способны еретики. Вдруг это какие-то сектанты самого радикального толка? Сейчас возьмут и всех нас в жертву принесут.

Наверху никто не стал меня сразу заковывать в кандалы, что слегка приободрило: недурственное начало. Несколько мужиков в кожаных доспехах или стеганках обступили, смотрели с интересом, оружия при этом на изготовку не держали. Один, сматывающий ту самую веревку, с хитринкой спросил:

— Ты и правда тот самый страж? Из Межгорья?

— Мне что, на святой книге в этом поклясться? Говорил же уже.

— Не надо клясться, — зычным уверенным голосом произнесли справа.

Повернувшись, я не удивился, обнаружив, что обладатель такого завидного голоса выше меня чуть ли не на голову и раза в два пошире в плечах. Гранитная глыба, а не человек. Кольчуга из крупных толстых колец, волчий плащ, обшитый прядями конского волоса, приплюснутый бронзовый шлем, тяжелая секира с двумя лезвиями в руках.

Не похож он на обычного иридианина. Головорез тот еще…

— Я — Дан, страж из Межгорья, а ты кто?

— Татлос, простой человек, всего лишь помощник главы общины, преподобного Аратитиса. А что с тобой за девица-страж? Про тебя мы знаем, а вот про нее не слышали ни разу.

— А откуда про меня знаете?

— Так ведь ушей у нас сборщики податей не отобрали, хоть и старались обобрать до последнего. Слух прошел, что ты общину братьев наших вывел с гиблого побережья, и теперь они в Мальроке укрылись и от погани, и от черной братии. Я про церковников говорю.

— Общину ваших братьев вывел? Так вы что, иридиане?

— Да, страж Дан, мы смиренные люди Господа.

— По вас, и особенно тебе, это не сильно заметно.

— Ну мы тут подумали, что Конфидус хоть и уважаемый, но не всегда бывает прав. Надо знать, когда время мирного инструмента, а когда следует браться за оружие.

— Вы и Конфидуса знаете?

— А то! Я вообще-то его побратим. По старым временам, когда он еще не нашел бога и добывал хлеб свой кровью и сталью. Как он сейчас? Не сдал здоровьем?

— Со здоровьем у него полный порядок. Да и взгляды слегка изменились. Свой ртутный меч он уже не один раз вынимал из ножен.

— Вот как! А я думал, это сказки. Рад за него. Все к лучшему. Иридиан не так уж много, чтобы у каждой общины были свои обычаи. Это разъединяет. Да и времена такие, что меч поважнее плуга будет. Вы там за стеной Татена не встречали?

— Что за Татен? Второй раз про него спрашивают.

— Сын преподобного Аратитиса. Единственный сын. Малец больно горячий, покинул деревню тайком, девке своей похвастался, что принесет ей голову Терека. Было это перед закатом, мы спохватились, но поздно. Хоть и дурачок, но хитрый малый и ушел хитро. Боимся за него. Сердце у преподобного слабое, а это как-никак единственный сын. Дочек еще две есть, но это ведь просто девки. Слег наш Аратитис. И кстати, ты про девку-стража так ничего и не сказал. Откуда она взялась?

— Тайна ордена, не могу говорить, — загадочно ответил я, не представляя, что еще можно сказать на такое.

Татлос понимающе кивнул:

— Все иридиане чтят орден и его стражу. Тебе надо спуститься вниз, там наши женщины промоют и зашьют раны.

— Погань под воротами, драться надо.

— Да и пусть бесится себе внизу, кому какое до нее дело.

— Даже так?

— Стену им ни за что не проломить, забраться наверх арбалетчики не позволят. У нас и зелье огненное есть для самых прытких. Повизжат немного да разбегутся. Они уже приходили неделю назад и ни с чем убрались. Будь у нас побольше запас болтов — всех бы в ров отправили, а так стреляем лишь в самых наглых.

Две пожилые женщины, охая и причитая, обработали мою ногу и бок. Стоически выдерживая процедуры, я следил, как аналогичным образом мучают Норпа, Ольба и Лотто. Охраны рядом не видать, нас приняли как своих — это хорошо. Нью вообще не разглядеть: девушку обступили со всех сторон набежавшие жители, восторгаются Белоснежкой, не обращая ни малейшего внимания на визг тварей, беснующихся в полусотне шагов.