– Мы не можем быть уверены, что она говорила про Питера.

– А о ком еще она могла говорить? Дениз сказала, «он забрал моего мальчика».

– Странно все это, да? – Марка явно раздражал мой отец. – Как ты думаешь, Джин о чем-то догадалась?

– Не уверена. Может, она просто хотела подсказать отцу, что нужно быть более терпеливым? Когда он спросил Дениз, не боится ли она его, та могла воспринять это как угрозу.

– А с тобой он так же себя вел? Нетерпимо? – спросил Марк.

– Нет, совсем нет. Ко мне он всегда был добр и снисходителен. Хотя, наверное, я всегда была более или менее послушной. Эту пленку записали примерно через год после нашего спасения. Похоже, он просто выбился из сил. Отец не мог достичь с Дениз никаких успехов. И она не очень-то сотрудничала, да?

– После всего, через что она прошла? Тебя это удивляет? – Марк повысил голос.

– Извини. Я забыла, что ты знал ее. Она была твоей старшей сестрой. Хотелось бы и мне ее помнить.

– И за это мы тоже можем поблагодарить Тома Даймонда, – произнес Марк желчным тоном.

– Он делал все, что мог и что считал лучшим для меня. – Мне уже надоело, что все вокруг плохо говорят об отце. Может, он и не делал, что на самом деле следовало, но все это было из лучших побуждений. У меня была масса времени, чтобы поставить себя на его место и как следует подумать, как бы себя повела я. Тина помогла мне это увидеть. Я простила его. Мы не можем изменить прошлое, – наконец выдала я.

– Я не могу понять только одно, – произнес Марк. – Если все это время Питер знал о тебе и Дениз, если он помнил все, что говорил и делал Конор Гири, почему он так и не пошел в полицию? Страх перед публичностью довольно паршивое оправдание за покрывательство педофила, особенно после его смерти.

– Мне это понятно, Марк. Я могла быть такой же, как он. Он не сделал ничего плохого. Почему он должен ассоциироваться со своим – с нашим – психопатом-отцом?

Я проигнорировала его пораженный взгляд.

Глава 48

Питер, 2012

Линди пять лет не могла простить, что я унес ребенка. Она назвала ее Вандой. Во время беременности я делал вид, будто поддерживаю ее. Я думал, будет проще оставить ее с ее фантазиями. Они делали ее такой счастливой.

Я оставил коробку с ребенком у главных ворот собора Св. Патрика в Окленде посреди ночи. Было холодно. Я надеялся, девочка выживет, и покрепче укутал ее в одеяла. Когда я уходил, то услышал, как она начала хныкать. Я не убавил шаг и продолжил идти по пустынной улице, пока не сел в машину и не ухал домой.

Линди была в дикой истерике, когда я вернулся. Сначала она думала, что я увез ребенка в больницу, потому что с ней что-то случилось. Я ничего ей не сказал.

За последующие годы Линди так часто нападала на меня, что мне пришлось вернуть кандалы. Она пыряла меня вязальными спицами, ножами и ножницами, изуродовала мне руку смесью сахара и кипятка, пыталась задушить меня самодельной удавкой. Я дважды попадал в неотложку в больнице. Сотрудники были убеждены, что я просто дерусь с приятелями. Я их не переубеждал. Одна медсестра угрожала позвонить в полицию, но когда заглянула в мою медицинскую карту и увидела, что я тот самый Стивен Армстронг, который так рано осиротел, то смягчилась и вместо этого прочла лекцию, как плохо связываться с дурными компаниями.

Линди злилась долгие годы. Все стало по-старому. Я снова жил в доме и раз в неделю закидывал ей продукты. Но по-прежнему приходил каждый день. Я бессмысленно болтал о событиях из новостей. Она ничего не отвечала. Брошенный ребенок на ступенях собора Св. Патрика стал общенациональной сенсацией, и, благодаря радио и телевидению, я смог следить за развитием истории до того момента, как шесть месяцев спустя ребенка удочерили. Я вздохнул с облегчением. Я понадеялся, что это поможет Линди смириться с нашими обстоятельствами, но, не произнеся ни слова, она ясно дала мне понять, что наши отношения окончены.

Вязать для продажи она тоже отказалась, и проблема денег встала еще острее. Мне нужно было заняться чем-нибудь, чтобы прокормиться. Я был умен. Мне стоило бы пойти в колледж, чтобы стать кем-то. Я прочел столько книг в юности и мог сделаться ученым, или врачом, или инженером. Единственной причиной, по которой этого не произошло, была Линди. Я не хотел ее оставлять. Так что я стал огородником, и теперь мы жили впроголодь. Я по-прежнему не мог ее отпустить. Я держался за надежду, что когда-нибудь она меня простит.

Я записался в компьютерный класс в местном общественном центре и овладел базовыми навыками. Я получил место младшего менеджера в агентстве по недвижимости. Им нравилось, что я был себе на уме и не задавал никаких вопросов. Но ходить пить с ними пиво по пятницам я не хотел. Через три месяца они решили меня повысить. Это значило увеличение зарплаты, но мне пришлось бы показывать людям дома. Мне не требовалось повышение. Благодаря телевизору я знал, как функционируют нормальные семьи. У меня такой никогда не было, и я не хотел сталкиваться с ними в незнакомых домах.

Я решил двигаться дальше и устроился на работу в местный благотворительный фонд по борьбе с раком. В мои обязанности входили в том числе холодные звонки по всему Бей-оф-Пленти с предложением подписаться на ежемесячные взносы. Это у меня получалось плохо. Я совсем не привык разговаривать с людьми, и менеджер заявил, что со стороны звучит так, будто мне наплевать. А нужно уметь задевать струны человеческой души. Оплата шла только с процентов. За первый месяц я заработал меньше, чем в агентстве по недвижимости. Я снова обратился на биржу труда.

Один из банков в городе предлагал вакансию. Работа на полный день, заключавшаяся в каталогизации счетов для новой компьютерной системы. Наниматели были впечатлены уровнем моего самообразования. Один из них вспомнил, что о смерти моего отца писали в газетах; он сделал пожертвование в мой фонд. Они обращались со мной как с местечковой знаменитостью: «Вы и есть тот пацан?»

Я признался, что предпочитаю держаться особняком и хотел бы работать в одиночестве. Кажется, от этого ответа они пришли в особый восторг. Должность, на которую я претендовал, предполагала небольшое предварительное обучение, сразу после которого я мог приступить к самостоятельной работе. Спустя