Дело осложнялось тем, что с каждым днём он всё более остро ощущал, что не сможет покинуть этот мир. По крайней мере, не сможет покинуть его один…

С Марусиным надо что-то делать

Майские гастроли, приуроченные к ежегодной изматывающей череде праздников, подходили к концу. В Севастополе отыграли последний концерт для жён моряков и, после ужина, затянувшегося за полночь, вернулись в гостиницу. Котов и Степанов проводили Вадика Лисовского. Бедняга стал сильно перебирать в последнее время. Подумав, решили ещё добавить у него в номере.

После неумело выпитого и совершенно лишнего стакана у Лисовского началась тихая истерика.

— Андрюху жалко!.. — всхлипывал он, лёжа на кровати с запрокинутой головой. — Кто его так, за что!..

— Марусин стукнул, падлой буду, — зашептал Степанов. — Он голубой, под статьёй ходит, — значит, стучит.

— Сволочь! Сволочь! — забил руками по подушке Лисовский. У него на щеках появились слёзы.

— А за что? — спросил Котов.

— За рокенрол, понятное дело, — объяснил Степанов. — Вадик, где он играл?

— Где он то-олько не играл!..

— А что, в рок-группах нет своих барабанщиков? — не понял Котов.

— Они только на ко-хонцертах, а он на записи, в студии. Он же лучший ба-харабанщик в городе!..

— За левые заработки, что ли?…

— Какие там за-аработки! Он даром играл!..

Лисовский сел и начал обуваться:

— Марусин, сволочь, пойду его сейчас и убью!..

Его уложили и раздели. Постепенно он успокоился и заснул. Котов и Степанов выпили по полной.

Котов был смущён и растерян: выходило, что Андрей Осипов и без него был на крючке у НКВД. Может быть, совсем не он, а Марусин был причиной случившегося несчастья…

— Слушай, Котяра, — зашептал Степанов, вытянув шею, — от Марусина надо как-то избавиться. Он всех нас, по одному, уберёт. Мы ему не нужны, ему нужны такие, как Люська!..

— Теперь ничего не сделать.

— Поговори с Чебриковой.

— Нет, мы уже практически чужие люди.

— Попробуй!

— Ладно, попробую.

Они допили бутылку и разошлись по своим номерам.

Противоестественное вторжение

Ночью, в пьяном полуобморочном сне, Котов забеспокоился от ощущения какого-то болезненного неудобства. Будто он свалился на пол с кровати, да ещё и обделался.

Вдруг ему стало больно, он вскрикнул, проснулся и завертел головой.

Верхом на его спине сидел Люська и держал за руки. Сзади пыхтел и стонал Марусин, производя над Котовым невероятный и противоестественный акт насилия.

— Эй! Что такое!.. — крикнул Котов, холодея от ужаса.

— Тише, Дима, тише, — заговорил Марусин, задыхаясь. — Никто… Ничего… Не узнает…

Котов закричал и вырвался.

Марусин брызнул спермой.

В дверь настойчиво постучали.

— Кто там! — крикнул Люська.

— Дежурная по этажу, откройте немедленно!

Люська открыл дверь, и в номер, щёлкнув выключателем, зашла дежурная в синем форменном кителе.

— Что происходит, почему шумите? — сказала она, бегло осматривая помещение. — Посторонние, женщины?…

Котов дрожал, завернувшись в одеяло. Марусин сидел в кресле, запахнувшись халатом. Люська одетый в спортивное трико, стоял как ни в чём не бывало.

Дежурная проверила ванную, туалет, вернулась и строго заметила:

— Разве можно так шуметь? В соседних номерах люди спят — семейные, командировочные… Выпили — и расходитесь по своим номерам. У нас тут своих концертов хватает…

Дежурная вышла.

Марусин поднялся и потрепал Котова по голове:

— Ладно, не обижайся. Мы так, пошутили. Всё будет тихо.

Всё подстроено

По приезду он ударился в запой и пил беспробудно в течении недели. Потом ещё несколько дней лежал опухший и тщетно пытался увязать хотя бы две разбегающиеся мысли. То и дело он проверял, на месте ли капсула с ядом, и обещал себе со всем этим покончить. Сразу, как только почувствует себя лучше. Катя звонила, но Котов не хотел показываться ей на глаза пьяным. Он думал о ней постоянно, каждую минуту.

Не успел он хорошенько очухаться, как позвонил Александр Сулейманович, и Котов на дрожащих ногах поплёлся в исполком. Въедливый майор нарочно подгадывал такие дни, когда организм и психика были ослаблены.

— Как гастроли?

— Нормально, — глухо отвечал Котов, скосив глаза на плинтус.

— Как настроение?

— Нормально.

— Таблетку-то с ядом не потерял?

— Нет.

— А чего не проглотил?

— Успею.

— А вдруг там яду нет? Так, карамелька?

Котов промолчал.

— В окно прыгнешь? Сможешь? Смелости хватит?

— Смогу.

— Врёшь, не прыгнешь. Ты же трус, слизняк.

Молчание.

— Ладно, я пошутил. Таблетка правильная, не сомневайся. Это я так, чтобы ты не очень зазнавался. Мы тебя и на том свете разыщем, если потребуется.

Молчание.

— Так ты говоришь, понравилось в Севастополе?

— Нормально.

— Что ты мне заладил одно и то же? Сидишь как неживой. Пива бы, что ли, попил…

Молчание.

— Да, кстати, я забыл… Я тебя спрашивал одну вещь?… Ах, да, вот что. У тебя педерасты знакомые есть?…

Несколько секунд Котов что-то такое про себя соображал, а потом его пронзила догадка. Это они велели Марусину опустить его во время гастролей! Это они всё подстроили, а теперь хотят ему дать понять об этом…

Котов поднял вспыхнувшие на мгновение глаза, но тут же опустил. Объяснение было бы ужасным, нелепым и унизительным.

— Нет.

Немая сцена длилась не более секунды.

— Теперь всё, свободен.

Остаётся всё меньше времени

Через пару дней Котов зверски избил Люську в туалете, и это сошло. Скорее всего, ему разрешили таким образом слегка выпустить пар. Марусин вёл себя так, будто ничего не случилось.

В августе под Выборгом случился несанкционированный фестиваль подпольных рок-групп, и в Петроградском НКВД полетели головы.

Тогда же под горячую руку попался Вадик Лисовский. Однажды он исчез, и никто не отважился разузнать что-либо о его участи.

Без Лисовского «Невский факел» оказался совершенно беспомощным. Ансамбль звучал как любительская группа. Марусин приводил на пробу новых и новых клавишников, и каждый раз у него опускались руки.