потереть запястье. Для такого крупного мужчины у него маленькие глазки-бусинки, как у хорька, на которых я охотилась бы ради забавы – на костях у них слишком мало мяса, чтобы тратить силы на свежевание и попытки его приготовить.

– Есть ещё Йехули, – говорит утихомиренный граф. – Они наводнили этот город, как паразиты. И они в той же степени оскорбляют Принцепатрия своими чёрными ритуалами и своим ложным богом.

Я сразу же понимаю, что это – не его собственные слова. Эти слова вложил в его уста Нандор, просто чтобы разозлить меня. Я сохраняю спокойствие, стараясь не выдать себя, хотя внутри всё кипит. Если вскроется правда о моей крови, это будет лишь ещё одним ударом по мне и обречёт Жигмонда и других Йехули ещё сильнее.

– Йехули ведь оказывают нам важные услуги, не так ли? – граф Коронен склоняет голову набок. – Они умеют обращаться с монетами, чтобы нам не приходилось марать свои руки, и они могут работать в День Господень, спасая патрифидов от нарушения наших обетов перед Богом.

– Бог Йехули может быть ложным, но, по крайней мере, он у них один, – неохотно добавляет граф Нимет.

Я делаю вдох и стараюсь говорить ровно:

– Язычники и Йехули живут мирно. Они не представляют для вас угрозы.

Граф Ремини лающе смеётся:

– Полагаю, ты не слишком обучена фолькенскому, но наши гости на банкете вполне ясно обозначили свои требования. Ригорзаг – это щит между ними и Мерзанской Империей. Если враг победит нас, весь континент будет захвачен Мерзаном, а патрифиды будут раздавлены под сапогами его солдат. Не слишком мы хороший щит, когда не можем сохранить даже нашу собственную страну единой и чистой – вот в чём угроза от Йехули. И что же держит здесь Йехули? Лишь их желание использовать наше несчастье против нас же, ведь ростовщичество наиболее выгодно во времена величайшего отчаяния. Родинъя выделила большой участок своих земель, где Йехули могут жить в мире, вдали от патрифидов. У них могут быть свои собственные деревни и города, Фолькстат и другие государства на западе уже начали отсылать своих Йехули в этот регион. Почему мы не можем поступить так же с нашими?

Остальные графы замолкают, качая головами, задумчиво моргая. Словно воодушевлённый их молчанием, граф Ремини продолжает:

– Ригорзаг – земля Рийар. Земля патрифидов. Если мы хотим противостоять Мерзану, мы не можем рисковать и разделять нашу нацию. Наши соседи уже и так плохо отзываются о Ригорзаге и хотят представить нас восточными варварами. Если мы последуем их примеру и изгоним наших Йехули, это улучшит положение нашей страны в их глазах.

Я знаю, что это тоже слова Нандора. В его доводах есть какая-то гладкость, которая задевает даже некую часть меня, заставляя мой разум трепетать от такой возможности. Будет ли Жигмонд счастлив, живя где-то ещё, в городе или селении только для Йехули? Откажется ли он от своего дома, своей улицы, даже от своего рийарского имени? Эта мысль застыла внутри, словно камень. Если б я действительно была одной из Йехули, я бы уже знала ответ.

– Я подумаю об этом, – говорит король. Его глаза полуприкрыты. – А до тех пор мне нужно, чтобы вы все отправили к границе побольше солдат.

Среди графов проходит общий ропот – словно ветер шепчет в камышах. Граф Ремини вздыхает.

– Вы очень беспокоитесь об угрозе за пределами наших границ, но внутри угроз не меньше. – Его голос звучит ровно, хотя брови насуплены. – То, что язычники и Йехули существуют по-прежнему, может погрузить весь Ригорзаг в еретическую тьму. И всё же вы просите всех нас, ваших доверенных советников, просто стоять и смотреть? На следующей неделе Йехули отмечают праздник и наполнят улицы своими нечестивыми ритуалами. Что подумают наши фолькенские гости, когда увидят это?

Меня охватывает страх, холодный, удушающий. Слова графа Ремини почти изменнические, но король лишь чуть распрямляется, сидя на своём месте, и поправляет корону из ногтей. Когда он говорит, в нём не так много пыла.

– Это Святой Иштван даровал тебе свою крепость и все окружающие её зелёные земли, а ты сейчас говоришь с его наследником. Ты дашь мне людей, которые нужны мне сейчас.

Ремини, наконец, замолкает; его рука напряжённо замирает на краю стола. Белое перо на груди, кажется, топорщится, хотя воздух в зале неподвижен. Я знаю, что он думает о другом наследнике Святого Иштвана – о том, кого он хотел бы видеть на троне вместо нынешнего короля.

– Пойдём со мной, – резко говорит король. – Я должен посоветоваться с Принцепатрием.

После моей бессонной ночи у Жигмонда собрание совета особенно утомило меня, и у меня нет сил отказываться, даже если бы мой обет позволял это. В голове вертится всё, что я узнала, и всё, что ещё не успела узнать. Это похоже на пустые места, где должны быть гласные языка Йехули – что-то, чему тебя должен научить кто-то более старший и мудрый, если ты когда-нибудь захочешь понять, как заполнить пробелы.

Часовня изумляет меня тем, что она высечена прямо в скале. Дубовая дверь зажата между двумя скальными выступами и едва ли достаточно широкая, чтобы мы с королём сумели пройти через неё одновременно. На почерневших камнях закреплены факелы, а во многих маленьких выступах пещеры стоят свечи, испускающие круги туманного света. Потолок покрыт зелёным мхом, словно влажным дышащим ковром. Сыновья и Дочери Патрифидии снуют между скамьями, похожие на маленьких коричневых мышей. Их бритые головы блестят в свете свечей, словно жемчуг. Интересно, кто из них составил послание, призывающее к моей смерти?

Гашпар и Нандор оба присоединились к нам, выглядя должным образом покаянно. После того как я услышала бессвязные речи графа Ремини, мне ещё противнее встречаться с Нандором глазами, хотя он буравит меня ястребиным взглядом. В его глазах отражается бледный свет свечей. Гашпар старается не смотреть на меня вообще, но я замечаю, как он бросил на меня единственный взгляд – мельком, мне могло и показаться.

– Некоторые говорят, что трёхконечное копьё – на самом деле трезубец. – Голос Гашпара, хоть и звучит приглушённо, эхом разносится по почти опустевшей церкви. Слова царапают скалистый потолок. – Говорят, что Патрифидия зародилась как культ морского бога в Ионике, но трансформировалась и изменялась по мере продвижения дальше на север.

– Так говорят недоброжелатели и неверные, – прямо отвечает Нандор. – А ещё принцы, которые тратят слишком много времени на чтение безумной писанины еретиков в дворцовых архивах.

– О таких вещах не следует говорить в святом месте, – замечает король; кажется, ему нехорошо.

Между скамьями бежит узкий