— Есть один момент, наводящий на размышления, — после долгой паузы сказал Дастин. — Призраки обычно где появляются?

— Вспомни поучения вампира Эмиеля, — ответил я. — Сокровища ищи под алтарем, дракона — в пещере, а саркофаг — в подземелье. Значит, призрак должен бродить по замку. Причем обязательно в тех местах, которые были как-то связаны с жизнью и смертью его носителя. Ты к чему клонишь?

— К чему клоню? Старого короля убили в дворцовом саду, где он отдыхал, верно?

— Верно.

— Тогда почему же тень отца Гамлета фланирует лишь по площадке перед Эльсинором, а Лаэрт утверждает, будто внутри крепости его не видели ни разу? Любой призрак, наделенный хоть каплей логики, должен разгуливать по коридорам замка, по тронному залу и истошно завывать на месте своей гибели. Проклятое привидение не желает входить в Эльсинор, а старательно выманивает принца наружу. Закон нарушен! Слишком подозрительное привидение. Решено — ночью одеваемся потеплее и сторожим.

— Кажется, голова проветрилась, — сказал я. — Идем обратно.

Мы прошлись по широкому галечному пляжу, на котором пахло водорослями, солью и гнилой рыбой, свернули в поселок и добрались до площади, главными украшениями которой служили два культурных центра — церковь и кабак. За время нашей прогулки к оным развлекательным учреждениям добавились несколько повозок, одна из которых являла собой настоящую театральную сцену. Высокий борт фургона откинут горизонтально, закреплен подпорками и по углам украшен чадящими факелами. Вокруг — толпа местных. Смеются.

— Фигляры, что ли, приехали? — прищурился Дастин.

На импровизированном подиуме разыгрывалось какое-то непонятное действо. Если судить по костюмам, актеры играли незамысловатую пьеску «для простецов». Три героя — развратная девица, монах и обманутый муж-рогоносец. Тема же — вечная…

Девица, указывая на возмущенного супруга, возглашала:

— Я проклинаю твой болтающийся член — он тошнотворен и морщинист до колен!

— Мадам, душа моя черна с тех пор, как Бог толкнул меня в ваш мерзкий двор! — супруг пытался отбиваться от напора прелюбодеицы.

Далее актерка начала демонстрировать собравшимся все недостатки благоверного, сопровождая это настолько неприличным текстом, что мы с Дастином рты пооткрывали. Сюда же добавлялась крайне двусмысленная и столь же бесстыдная пантомима. От такой пьесы, пожалуй, покраснела бы даже лошадь ломового извозчика. А простецы хохотали.

Наконец, вышел монах и принялся мирить развоевавшуюся чету, закончив свой монолог словами и телодвижениями, которые всякий нормальный человек квалифицировал бы как фрикционные:

— Неутоленный этот голод: очаг остыл, но жарок молот!

— Милые деревенские развлечения, — резюмировал Дастин и повернулся к какому-то рыбаку, в голос хохотавшему над пьесой: — Эй, приятель, а когда актеры приехали?

— Так они давно здесь, ваша милость, — ответствовал бородатый селянин. — Принцев наперсник, господин Горацио, изволили приехать из Виттенберга и привезти труппу для развлечения высокородного Гамлета. Дней пять народ веселят…

— Вот как? — крякнул мой напарник. — Значит, пять дней.

Дастин нахмурился, а я так и не понял, что именно омрачило его чело.

— Идем в замок, — сказал он. — Ночь будет тяжелой.

* * *

Если вы никогда не бывали на побережье Северного моря, а конкретно — на пляжах пролива Каттегат, тем более — поздней осенью, то потеряли вы немногое. Еще находясь в Доме, на Афродите, я порылся в файлах Навигатора и выяснил, что летописный Эльсинор Шекспира есть не что иное, как современней Хельсингер, довольно крупный город в Дании. Хозяин, судя по всему, при очередном терраформировании Афродиты, вызванном необходимостью поставить грандиозные кулисы для нового спектакля, учел любые мелочи. Пятьдесят шестой градус северной широты — это вам не солнечный Крым. В нескольких километрах напротив — побережье Скандинавского полуострова, волны в проливе огромные хотя бы потому, что здесь сталкиваются Атлантическое и Балтийское течения, где-то севернее бушует огромный водоворот Мальстрима, резкий ветер несет обжигающие соленые брызги и весьма зловеще воет в камнях и меж зубцами башен, редкие факела бросают неясные грязно-оранжевые тени на черные валуны, несутся по небу рваные облака… Я не удивился бы, узрев парочку валькирий, пролетающих куда-нибудь по своим делам. В общем, самое время и место для появления призрака, а уж тем более такого знаменитого, как Тень Отца Гамлета.

Чего только не вытерпишь ради истины. Несмотря на меховой плащ, я продрог мгновенно, а Дастин меня успокаивал — мол, пройдет полночь, то есть время, когда всякое уважающее себя привидение являет миру свой загробный лик и одаривает живых мрачными истинами, и потом Розенкранц с Гильденстерном благополучно вернутся в замок. В замок, где их ждет горячий пунш и припасенная днем баранья лопатка. Главное — оказаться свидетелями явления призрака.

— Надо было взять с собой из Дома инфракрасный бинокль, — не уставал жаловаться я. Сидеть за камнями, нагромождавшимися у ворот Эльсинора, было холодно и противно. Вдобавок начал накрапывать мельчайший ледяной дождик, влага проникала за шиворот, за обшлаги рукавов и в сапоги. — Скажи, зачем нам выяснять тайны датского королевского рода, когда эти тайны общеизвестны и Билли Шекспир растиражировал их по всему миру, от Шпицбергена до Новой Зеландии? Сколько времени?

— Без десяти двенадцать, — просипел Дастин из-под капюшона. — Представление скоро начнется. Я уверен — нас ждут потрясающие открытия! Все идет к тому.

— Все идет к воспалению легких, — пессимистично предположил я и заткнулся, хлюпая носом. Через несколько минут мы заметили, как створка ворот приоткрылась и на площадку перед замком выбрались четверо.

— Ага, вот и действующие лица, — тихо сказал напарник, хотя из-за рева ветра мог говорить и нормальным голосом. Все равно никто не услышал бы. — Те, что повыше, с алебардами и в шлемах — Марцелл и Бернардо, ребята из местной службы безопасности, я с ними сегодня познакомился. Факел в руке держит… не различу. Если не Гамлет, значит, Горацио.

— Где призрак? — выдохнул я. — Пора бы…

— Говорю тебе: подобное действо всегда обставляется с максимально достоверными театральными эффектами. О, слышишь, куранты бьют? Один, два… пять… двенадцать! Вот он! Ух ты! Красиво!

Абсолютно беззвучно из темноты, с уводившей к подножию скалы дороги, к воротам подошел тот, кого мы все ожидали. Черный как ночь плащ, бьющийся на ветру, доспехи играют бликами от факелов, закрытое забрало шлема, а поступь настолько царственная, что никакой индюк не сравнится. Я почти поверил, что перед нами настоящая Тень Отца Гамлета. Доспехи сверкали чересчур неестественно, да и двигался он как-то… замедленно.

У ворот обозначилась небольшая сумятица и в наш закуток донесся яростный рев, принадлежавший принцу:

— Я пойду! Не держите! Марцелл, прочь с дороги!