– Не бойся… сестрица, – с кривой улыбкой подбодрила меня Юнона, отдергивая полог. Небо за окном было затянуто облаками и белое, как будто скоро пойдет снег.

Я ощупала кольцо на шее.

– Надень его на палец, – посоветовала Юнона, расстегивая цепочку. – Только на сегодня.

Я вспомнила, что нам придется сохранять наш брак в тайне, и мне сделалось не по себе.

– Думаешь, королева не одобрит? – тихо спросила я.

– Я думаю, когда придет время, ты сама ей все скажешь, и она обрадуется. Сама видишь, в последнее время она очень благоволит к тебе. Она очень волнуется, как бы испанцы не выдали тебя за кого-то из своих. Она не раз делилась своими опасениями. Да ведь ты и так все понимаешь.

Я отбросила страхи. Правда, Елизавета заметно смягчилась по отношению ко мне. Все считали, что она вот-вот объявит меня своей наследницей, но об этом я предпочитаю не думать.

– Сегодня вечером я стану графиней Гертфорд!

Юнона схватила меня за плечи, посмотрела мне в глаза:

– Я знаю! – Она звонко засмеялась, но смех перешел в приступ кашля. – Никак не удается от него избавиться! – пожаловалась она, едва отдышавшись.

– Закутайся потеплее. Не хочу, чтобы ты из-за меня рисковала здоровьем.

Мы помогли друг другу одеться. Я трижды меняла платье – не могла решить, какое надеть. Все время вспоминала свою первую свадьбу – тогда из-за спешки пришлось перешивать чужие платья и для меня, и для сестры, которой нет уже семь лет. Я запретила себе думать о Джейн.

– Ему все равно, в каком ты будешь платье; главное, чтобы оно легко снималось, – заметила Юнона, и я невольно засмеялась. Потом она заставила меня съесть кусочек марципана, хотя у меня совсем не было аппетита, и дала мне толстый бархатный плащ с капюшоном, который закрывал меня с головы до пят. Чуть отошла, оценивающе посмотрела на меня.

– Ты похожа на безумного монаха, – хохотнула она.

Я порылась в своих вещах, нашла самый теплый мамин плащ на лисьем меху, надела на Юнону, туго стянула завязки на шее:

– Он тебя согреет.

Она улыбнулась и медленно погладила меня по щеке; от ее отсутствующего взгляда мне неожиданно стало грустно.

– Где звери? – спросила я, только теперь понимая, что их здесь нет.

– Я поручила их заботам мистера Глинна. Сказала, что тебе нездоровится и ты должна побыть в тишине.

Похоже, Юнона обо всем позаботилась. Интересно, состоялась бы вообще наша свадьба, если бы не она.

В Уайтхолле было тихо, как в соборе; мы спустились по узкой лестнице в сад. Выйдя, замерли от холода; в сырой траве наши ноги в тонких туфельках сразу промокли. Прежде чем мы дошли до дальней стены, отсырели и подолы наших платьев. В саду листья с плодовых деревьев облетели и были похожи на кружева на фоне бело-серого неба. Весной здесь настоящий райский уголок, все обильно цветет, а сейчас в саду сыро и промозгло; под ногами чавкали сгнившие осенние листья. Калитка совсем заросла плющом; я добралась до нее первая и тронула засов, но калитка оказалась заперта. Оглянулась на Юнону, боясь, что нам придется вернуться. В голову сразу пришла мысль: мы просто играли для собственного развлечения, и никакой свадьбы не будет; может быть, Гертфорд даже не в курсе наших сегодняшних замыслов. Юнона развязала ленты на шее, достала ключ из-под корсажа, как будто взмахнула мечом, и мое разочарование прошло.

– Юнона! – воскликнула я. – Как тебе удалось?

– Не спрашивай. – Она постучала пальцем по носу, глаза ее сверкали, и сердце у меня снова екнуло.

Узкие, опасно скользкие ступеньки поросли бурьяном. Спускаясь, я цеплялась за металлическую балюстраду; руки мне обжигал холод – в спешке я забыла перчатки. Но я боялась упасть больше, чем замерзнуть, да и чувства мои притупились в радостном предвкушении. И вот мы уже внизу и идем по берегу Темзы, по темному, сырому песку, там и сям испещренному таинственными холмиками, которые остались после отлива. С реки дул пронизывающий ветер; к намокшим подолам липли грязь и песок. Одной рукой я плотнее запахнулась в плащ, другой придерживала чепец, чтобы его не унесло ветром. Мимо проплыли несколько суденышек, но никому, похоже, нет дела до нас – мы две бесформенные фигуры, которые с трудом бредут по берегу. Издали нас можно было принять за кого угодно – может, мы собираем съедобных моллюсков, или ищем монеты, или срезаем дорогу до рынка – и по нашему внешнему виду трудно предположить, что я – двоюродная племянница королевы Англии, которая спешит на свою тайную свадьбу.

Левина

Левина наблюдала за тем, как Николас прорисовывает детали тонкой кистью. Он скопировал сделанный ею портрет Кэтрин; ему удалось точно передать окружающую Кэтрин атмосферу легкости. Ее словно вот-вот унесет ветром, как одуванчиковый пух. У него необычный дар рисовать глаза; они смотрят прямо на зрителя, словно бросая ему вызов. Глаза Кэтрин васильковые, ярко-голубые; Николасу удалось передать и ее невесомость, и серьезный, прямой взгляд. Он как будто хорошо ее знает, хотя видел лишь однажды; правда, Левина заметила, как мальчик, не отрываясь, смотрел на нее. Именно так Кэтрин действует на мужчин, даже на тех, что старше и опытнее Николаса.

Николас осторожно нанес на черные зрачки по крошечной, едва заметной капле свинцовых белил, затем добавил каплю к ее волосам. И вот портрет словно ожил, задышал. Левина видела, что у мальчика появляется свой стиль, особенный, отличный от ее стиля. Там, где ей нравилось создавать впечатление, преувеличивать, чтобы подчеркнуть какую-либо черту, и размывать края, создавая впечатление мягкости, линии Николаса точны до мельчайших деталей, а точность у него почти математическая. Она думала, что когда-нибудь он прославится гораздо больше, чем она сама, такое сходство и такая точность, не свойственные ее манере, в последнее время входят в моду. Может быть, она завидует? Да, пожалуй – немного. Его стиль поражает воображение; в этом она не сомневалась.

Она заставила себя вернуться к своей работе; взяла понемногу красновато-коричневого пигмента и охры, смешала их, проверила цвет на обрывке веленевой бумаги, поднесла клочок бумаги к свету, стараясь вспомнить точный оттенок волос королевы – вроде начищенной меди. Она покачала головой, недовольная результатом, вернулась к чертам лица. Левина нарочно сделала королеву не только моложе, но и невиннее, наивнее, однако придала ей и жесткости в линиях подбородка, чтобы передать силу характера. Несомненно, Елизавету можно назвать женщиной интересной и даже красивой, но никак не хорошенькой. Левина вспомнила, как в первый раз увидела Елизавету, когда приехала в дом Катерины Парр. Тогда Англией правил Генрих Восьмой, а Елизавете было примерно столько же лет, сколько сейчас Николасу. Даже тогда, в детстве, она производила впечатление особы крепкой, способной быстро приспосабливаться. Правда, в то время никто и представить себе не мог, что она, младшая дочь короля от казненной Анны Болейн, когда-нибудь сама станет королевой.