Другое дело, что подобная линия поведения годилась для Паши и совершенно не подходила для Мало-старшего или Специалиста. Но с этими двумя он рассчитается. Честь по чести. Пять миллионов триста тысяч долларов — и он может забыть эту историю как страшный сон. Но деньги — не проблема. С деньгами он решит.

Владимир Андреевич закурил, забросил ногу на ногу, улыбнулся почти счастливо. Теперь, когда проблема с Пашей ушла на второй план, вернулась мысль о голландцах. Перекупить путевку? Знать бы, кто едет в круиз. Если специалисты, то они, конечно, не согласятся. Ни за какие деньги. Это сегодня голландцы стоят пять. А через пять-десять лет их цена может подняться вдвое, а то и втрое. Хорошие полотна — редкость. И чем дальше, тем реже попадаются действительно ценные работы.

В этот момент зазвонил телефон на столе. Владимир Андреевич сполз с дивана, прошел к столу, снял трубку, снова лег.

— Слушаю.

— Владимир Андреевич? — Это снова был Гриша Ефимов.

— Да.

— Хорошая новость. Есть один тур. Только с хозяином надо персонально договариваться.

— А кто хозяин? — Владимир Андреевич сел.

— Да тот самый приятель.

— Какой приятель? Который мой тур прос…ал?

— Ну зачем ты так? Человек тебе помочь хочет, а ты его помоями поливаешь.

— А сам-то он чего ехать раздумал?

— Да, понимаешь, он-то не знал, что там такая куча народу соберется. Рассчитывал миллиона за четыре голландцев взять, но не судьба, видать. Я ему рассказал про твою ситуацию, он думает, что вы могли бы договориться. Сказал, ему все равно в смысле денег с такими монстрами не тягаться. Они его сомнут, сам понимаешь.

В голосе Гриши звенело плохо скрытое торжество. Какой он молодец. И на елку умудрился влезть, и при этом задницу не ободрал.

— Хорошо. Когда он готов разговаривать?

— Да хоть сейчас. Подъезжай на «Пушку» минут через тридцать. В сквер.

— Ладно. Я буду.

Владимир Андреевич встал, пошел в ванную, умылся, сменил сорочку и костюм. Старые бросил в ящик для белья, чтобы потом сдать в чистку. Тщательно побрился и причесался, посмотрел на себя в зеркало. Вполне пристойно. И не скажешь, что у этого цветущего, солидного человека неприятности. Или проблемы? Это будет зависеть от того, какое решение примет Паша.

Козельцев спустился на первый этаж.

— Владимир Андреевич, — окликнула его консьержка, — вас тут какой-то молодой человек спрашивал.

— Да? — Козельцев остановился, обернулся. — И чего он хотел?

— Не сказал. Спросил только, дома вы или нет, — ответила консьержка.

— Ну и бог с ним, — подумав секунду, ответил Владимир Андреевич, толкнул дверь и вышел на улицу.

Стоянка располагалась через дом, вправо по улице. Центр. В центре вообще с этим делом тяжело. Даже очень серьезные люди оставляют машины прямо у подъездов. Тротуар был узким, машины на нем стояли плотно, и приходилось проявлять чудеса эквилибристики, чтобы не обтереть пиджаком крыло или дверцу. Владимир Андреевич обогнул чью-то «девятку», бочком протиснулся между стеной и «Пежо», обошел «Вольво». Свернул за угол, и в этот момент кто-то взял его под локоть. Владимир Андреевич вздрогнул. Никак он не ожидал ничего подобного.

— Вова! — Козельцев обернулся и увидел… Смольного. Тот выглядел странно. Глаза бегают, губы с синюшным оттенком. Владимир Андреевич опустил взгляд и увидел на штанинах Смольного темные пятна. — Чего уставился? — неприятно усмехнулся Смольный. — Крови никогда не видел?

— Ты что здесь делаешь? — изумленно спросил Владимир Андреевич.

— Короче, так. Мне нужна берлога. На пару дней. Отлежаться, понаблюдать. У тебя меня никто искать не будет. Еще мне нужен московский адрес огольца.

— Ну уж нет, — резко ответил Владимир Андреевич. — Хватит с меня и того, что ты уже натворил. Я из-за тебя попал на двадцать «лимонов» баксов. Да еще товарищ один грозится, что дело против меня возбудит, по твоей милости.

Тут Козельцев слукавил для красного словца. К заявлениям и предательству охранника Смольный никакого отношения не имел.

— Что за товарищ? — безразлично поинтересовался тот.

— Из прокуратуры. Тот, что тебя отпускал.

— Я с ним разберусь, — пообещал Смольный. — Ты мне предоставишь на пару дней свою хавиру и надыбаешь московский адрес огольца, а я за это помогу тебе уладить вопрос с прокуратурской крысой.

— Как то есть «уладить»? — не понял Козельцев.

— Да так. Очень просто, — усмехнулся Смольный. — Пиф-паф! — и в дамки.

Владимир Андреевич задумался. В принципе, это был выход. Если Паша исчезнет, то и вопрос отпадет сам собой. Нигде не написано, что Смольного отпустили по личной «дружеской» просьбе Владимира Андреевича. Подпись-то под постановлением Пашина стоит. А нет человека — нет и проблемы.

— А зачем тебе адрес Димы? Он же умер.

— Он-то умер, да вот папашка его, Кроха, сучье племя, жив пока. Рано или поздно, он на хавиру к сыночку непременно заглянуть решит. Вещички на память собрать. Там-то я его и встречу. — Смольный беспечно поглядел в раскачивающееся между крышами домов небо. — Соглашайся, Вова. И тебе лучше будет, и мне неплохо. Я грохну Кроху и свалю. Поеду к братану своему. Он в Нижнем приличную бригаду держит. Мы там с ним дела закрутим конкретные.

Козельцев колебался недолго.

— Ладно, — кивнул он. — Хорошо. Я завтра днем уеду. Ты сможешь разобраться с моим приятелем к вечеру?

— Легко. Ты мне только скажи, где он живет, и телефончик дай. Ну и фамилию, имя. Скажи, на чем его зацепить можно конкретно. Остальное — мои проблемы.

— Договорились. Как закончишь с этим человеком, позвонишь, я назову тебе адрес Димы.

— Базара нет, братан.

Владимир Андреевич провел Смольного в подъезд, кивнул консьержке.

— Родственник проездом нагрянул.

— Похож, — умилилась консьержка. — Это он насчет вас и спрашивал. — Она посмотрела на Смольного. — Что же ты, сынок? Сказал бы, что родственник, я бы пропустила.

— Поскромничал, — буркнул тот.

— Скромный он, — поддержал Владимир Андреевич. — Провинциал. Не успел приехать, уже в историю влип. С какими-то хулиганами на вокзале сцепился. Житья прямо не стало. Молодежь распустилась…

— И не говорите.

Козельцев протянул Смольному ключи.

— Поднимайся пока. Восемнадцатая квартира. — Тот взял ключи, пошел к лифту. — Мальчишка поживет у меня несколько дней. — Владимир Андреевич наклонился к консьержке, заговорщицки понизил голос: — Вы уж приглядите за ним, чтобы не набедокурил чего, а то я завтра днем уеду…

— Обязательно, — кивнула консьержка. — Конечно, мне не трудно.