Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В синем мраке ночи Антти пристроился на краю мраморной набережной, опустил уставшие ноги в прохладную воду и спокойно ответил:
— Как мне объяснить тебе то, чего я сам не понимаю — совсем не понимаю, что творится в моей дурной башке? Пока со мной был Раэль, песик моего брата и друга, я сам себе казался лучше, чем есть на самом деле. Раэль никогда не ненавидел меня, наоборот — всегда прощал любые обиды. Он был так глуп, что даже когда по пьянке я отдавил ему лапу, прибежал и мягким язычком лизал меня, словно сам просил прощения за то, что попал мне под ноги. Он винил себя за все мои ошибки, несмотря на все мои объяснения, что такое его поведение лишено всякого смысла. Холодными ночами он согревал меня своим теплом. Но кто из нас умеет ценить свое счастье, пока не потерял его? И только когда добрый Раэль обрел заслуженный покой и уважение в серале, я понял, что мы с Микаэлем потеряли.
Антти горько разрыдался, а потом, отирая слезы, добавил:
— Только когда печаль и неуверенность воцарились в моем сердце, я понял, что этот маленький песик был на самом деле значительно умнее меня. И теперь, наконец, мне стало очевидно, что за все зло, что творится в мире, я должен отвечать сам. Как только я замечаю, что кто-то совершает дурной или жестокий поступок, сразу говорю себе: «Все это — твоя вина, Антти!» Но я, к сожалению, человек глупый, и будет лучше, если отправлюсь куда-нибудь на горные вершины или в пустыню. К тому же мне кажется, что мои поступки и мысли сильно раздражают всех моих друзей и мешают им спокойно жить. А вот уж что мне точно не кажется, так это то, что никогда больше я не попаду на войну, разве что война будет справедливой — но в этом я должен быть уверен.
— Я немедленно предоставлю тебе возможность принять участие в такой войне — совершенно справедливой, уверяю тебя, — с необычной для него живостью заявил Мустафа бен-Накир. — Отойди подальше, чтобы не слышать нас, а если увидишь, что кто-то крадется в темноте, чтобы подслушать, о чем мы беседуем, не задумываясь, убей его, кем бы он ни был! Я чувствую, как рождается моя поэма, и для меня нет события важнее, потому я не позволю никому слушать мои жалобы и стоны!
Антти добродушно ответил:
— Я — человек неученый, но могу себе представить муки творчества. Однако я давно заметил, что доброе вино смягчает душевные боли и страдания поэтов. Потому сначала я принесу тебе самый большой кувшин вина из погреба Микаэля, а уж потом — рожай себе на здоровье.
Антти отправился за вином, а Мустафа бен-Накир сразу приступил к делу:
— Я прибыл в город исключительно в благочестивых целях. Конечно, тут же я узнал массу новостей, и к тому же мне сегодня рассказали странную сказку. Ты, случайно, не желаешь послушать ее, Микаэль?
И не дожидаясь моего ответа, Мустафа начал:
— Жил-был однажды богатый и благородный господин, которому служил молодой и красивый сокольничий и которому лет было столько же, сколько и его хозяину. Со временем господин так полюбил своего сокольничего, что они стали неразлучны, а господин считал его достойным всяческого доверия — до такой степени, что даже хотел поручить ему управление собственным домом. Хитрый раб отказывался, придумывая разные предлоги:
«Нелегко управлять столь большим домом, — говорил он. — Отчитываться — еще труднее, ведь дело это сложное и путаное, и даже самый умный человек может ошибиться. Как я могу быть уверен, что когда-нибудь ты не рассердишься на меня так, что поплачусь я собственной головой?»
Благородный господин улыбнулся и сказал:
«Разве бы я мог сердиться на тебя? У меня ведь нет никого любимее и дороже тебя, и я буду защищать и беречь тебя, как зеницу ока. Однако жизнь меняется быстро, и никто из нас не может предвидеть, что случится в будущем. Поэтому клянусь именем Пророка, клянусь Кораном, что никогда не отстраню тебя от себя и не накажу за твои ошибки. Более того — всей душой и всем сердцем, изо всех сил, данных мне Аллахом, я буду с тобой до конца дней моих».
С тех пор прошло много лет, и вот растратил раб доверенные богатства, а из-за интриг и заговоров смертельная опасность нависла над домом хозяина его. Слишком поздно благородный господин понял свою оплошность и захотел наказать раба, который так коварно обманул его доверие. Будучи человеком благочестивым, он не мог нарушить клятвы. Раб же — как, впрочем, все рабы, — ненавидел господина своего и завидовал ему. Однажды ночью проник он в опочивальню, задушил хозяина собственными руками и продал гяурам дом и все имущество его.
Мустафа бен-Накир умолк. В синем мраке ночи странным огнем пылали его глаза. Спустя мгновение дервиш спросил:
— Разве это не странная притча? Что бы ты сделал, Микаэль, окажись на месте благородного господина?
— О Аллах, что за дурацкий вопрос! — в сердцах воскликнул я, с прискорбием глядя на Мустафу. — Разумеется, я бы немедленно отправился к муфтию, преподнес ему богатые дары и попросил издать фетву, чтобы освободить себя от опрометчивой клятвы. Для чего же еще существуют муфтии?!
— Совершенно верно, — шепотом согласился со мной Мустафа бен-Накир. — Именно сегодня утром эту сказку рассказали муфтию и попросили издать фетву. В награду за понимание и дружелюбие султан Сулейман обещал муфтию построить красивейшую мечеть всех времен на самом высоком холме в Стамбуле. Благодаря фетве, султан будет освобожден от уз святой клятвы, данной столь опрометчиво, и наконец сможет действовать, не опасаясь нарушить заветы Пророка и законы ислама.
Осознав вдруг истинное значение сказки Мустафы бен-Накира, я словно оцепенел. Судьба великого визиря свершилась, и с того момента, когда султан принял свое решение и обратился к муфтию с просьбой издать фетву, никто на свете не мог помочь Ибрагиму.
В синем мраке ночи пронзительный взгляд Мустафы бен-Накира изучал мое лицо. Мустафа явно волновался, с нетерпением ожидая моего ответа. Ему пришлось ждать долго.
— Почему молчишь, Микаэль? Неужели ты так же наивен, как брат твой Антар?! — не в силах сдержаться, воскликнул Мустафа. — Исключительная возможность ускользает от нас. Только до завтрашнего вечера получил муфтий время на размышления.
