Графиня обрела то, о чем мечтала. Брак дочери позволил женщине сблизиться с Папой, и, насладившись почестями в Италии, она уехала в Испанию, где спустя год и скончалась от лихорадки. Смерть матери развязала Лилиан руки. Больше девушка не боялась, что мать запрет ее в монастыре из-за непутевого поведения. Корыстная и жестокая, леди де Бюри развелась с Пьеро, чем ужасно оскорбила его отца. Но женщине это было некстати. Она надеялась, что синьор Бенвенуа введет ее в Совет Священного Суда, но после ссоры с ним, Лилиан узнала, что ее ссылают обратно во Францию, где она будет обычной виконтессой. И поскольку девушка была очень ветреной, Бенвенуа решил найти ей опекуна, который в скором времени выдаст свою подопечную вновь замуж. Это так разгневало мадам де Бюри, что она решилась на, первое в своей жизни, убийство. Отец ее бывшего мужа давно страдал подагрой, и девушка нашла такой яд, что, подобно этой болезни, сводит человека в могилу. Никто, даже самые опытные лекари не смогла понять, что старик умер не от болезни, а от яда. Лилиан, радуясь своей победе, оставалась в Италии. Но ей мешал еще один человек – Пьеро. И поэтому девушка решилась убрать бывшего мужа с пути. И это, возможно, было самое жесткое ее убийство.

Расчетливая Лилиан наняла разбойников, которые должны были в один прекрасный для нее день схватить Пьеро и привести в подвал. Наемники исполнили приказ жестокой леди. Несчастного Пьеро приволокли в темницу, и туда явилась Лилиан, это исчадие ада. Девушка не была намерена просто убить пленника. Она принесла с собой документ, в котором утверждалось, что итальянский сеньор отписывает все свое имущество леди де Бюри и, именем своего отца, принимает женщину в Совет Священного Суда. Под страшными пытками Пьеро подписал этот клятый договор и, когда Лилиан хотела его отправить в Белград, Пьеро скончался от телесных ран, которые ему нанесли люди бывшей жены.

Но все же, в этой даме было что-то особенное, женственное, то, чем не обладала ни одна женщина светского общества. Лилиан чем-то притягивала, воодушевляла. С первого взгляда невозможно было понять, что эта девушка – убийца мужа и его отца.

– Мадемуазель де Фрейз, – голос епископа вывел Арабеллу из раздумий.

Как и полагалось джентльмену, кардинал провел обвиняемую к трибуне.

Дочь герцога склонила свой гибкий стан в реверансе перед вельможами: – Ваше Преосвященство, раба Церкви явилась по Вашему божественному зову. Но я не понимаю, в чем я провинилась. Всю свою жизнь я жила по запретам Бога и никогда не нарушала устои, призванные моими предками. Если мне не изменяет память, то Совет Священного Суда во веки веков творился над людьми, которые совершили грех, написанный в Библии.

Анри де Гонди поднял руку, призывая девушку к молчанию: – Довольно, мадам. Когда понадобиться, мы сами Вас спросим. А сейчас, мой друг и соратник граф Адлеори де Жюк зачитает обвинение.

Высокий и статный, с черными, как смоль, волосами и пронзительными очами, двадцатисемилетний аристократ с поклоном поднялся со своего места: – Благодарю, Ваше Преосвященство. Мадемуазель Арабелла де Фрейз, дочь герцога Эдуарда де Фрейз и мадам Джульетты де Фрейз, обвиняется в незаконной связи с помазанным королем Франции – Людовиком XIII. По божественным законам Королевского Писания[34] женщина не имеет право вступать в связь с неженатым королем. А, как мне известно, Вы, мадам, стали законной фавориткой короля еще до прибытия Анны Австрийской. Это грех.

Девушку будто молнией ударило. Все те раны, которые немного зажили, засочились вновь. Молодая женщина не знала, что близость с неженатым монархом – проступок. Но даже если бы знала, разве сумела бы она остановить порыв желания? Да и об этом должен был заботиться Людовик.

Взяв себя в руки, дочь герцога спокойно ответила: – Я не знала, что это грех.

– Сын мой, – вмешался монах Яков: – Ты – могущественный епископ Парижский и кардинал нашего священного государства. Разве веришь ты этой женщине, которая пошла по греховному пути прелюбодейства? Арабелла, я уже стар и много видел в своей жизни, но такой бесстыжей обманщицы, как ты, я не созерцал никогда.

Ошеломленная и бледная, леди де Фрейз упала на колени перед святошами: – Видит Бог, моей вины в этом нет. Ту ошибку я совершила четыре года назад. Да, признаю, что тогда я была глупой, шестнадцатилетней девчонкой. Мои уши не слышали, глаза не видели, разум не понимал. Но все это – от любви, от женской любви к мужчине. Пускай даже то, что тот мужчина – монарх, мне не останавливало. Я полюбила первый раз в своей жизни, полюбила страстно и невинно. Если бы я знала, к чему приведет эта любовь, я бы остановилась. Но я была слепой и глухой от этого чувства. Теперь я поняла, какую совершила глупость, отдавшись королю.

Растроганный такими искренними словами, Анри де Гонди уже хотел простить обвиняемую, но вновь вмешался этот Яков. С трудом подняв свое изнеможенное, от голодания и постов, тело, старик злобно сверкнул глазами: – Любовь – это лишь выдуманный роман, повесть, от которой тысячи людей теряют здравый ум. Всеми влюбленными движет сам сатана. В любви нет ничего святого. Может существовать лишь одна любовь – к Богу. И не грешен тот человек, который от этой любви творит необдуманные дела. Ибо все дела во имя Господа – священны. А любовь женщины к мужчине, или мужчины к женщине – это грех. Любить имеют право только супруги. И то, любить только ради деторождения, которое, впрочем, может произойти и без этого дурманящего чувства.

Француженка поднялась с колен: – Если любить – это грех, значит, я – грешница. И я считаю, что судить за это может лишь Всевышний. А разве вы, о господа, можете судить то чувство, которое нам даровал Господь? Ведь сам Иисус однажды сказал: «На любви строиться мир. Бог – есть любовь». Вы же, монах Яков, твердите, что любовь – это посланник дьявола. За такие слова Вас самого нужно отдать инквизиции! Кто Вы такой, чтобы унижать то, что дал Бог?! Именно это – и есть грех!

Монах, как огнем обожженный, пал в ноги кардиналу: – Ваше Преосвященство, накажите эту отступницу, это неверную! Я требую ее казни! Требую ее смерти!

– Прекратите немедленно! – Анри гневно вырвал из рук Якова подол своей рясы, расшитой золотом и серебром: – Здесь не лавка торговца, где первое слово дороже второго! Здесь учитывается мнение всех присутствующих! Я не имею права без одобрения своих коллег вынести какой-то приговор! Это противоречит законам. Встаньте, монах Яков, и возвращайтесь на свое место. Если бы Вы не сделали столько добра для Франции, я бы приказал наказать Вас за расторжения порядка в зале суда. Но я уважаю Вашу бороду и не осмелюсь поднять руку на почтенного старца.

Недовольно ворча, старик занял отведенное ему место с левой стороны от кардинала-епископа.

– Можете Вы что-то казать в свое оправдание, леди Арабелла? – спросил невозмутимым тоном Анри де Гонди. Разумеется, он знал, что оправдания у мадам нет, но по формам приличия и порядков он был обязан задать такой вопрос.