— Никита Евгеньевич, ведите себя прилично! — зашипела Антонина Семеновна, подобравшись ко мне сквозь толпу других взрослых. — Здесь же журналисты, что о вас напишут?! Вы взрослый человек!

Она осеклась, стоило мне посмотреть на нее. Есть преимущество в том, чтобы быть официальным спонсором подобных заведений. Мало кто может упрекнуть тебя за ребяческую выходку во время обычной игры или при общении с ребятами. Поэтому директриса, прекрасно помня кем она назначена, быстро сменила гнев на милость, но все равно осталась непреклонной. Наверное, поступи Антонина Семеновна иначе, я бы давно потребовал ее увольнения.

— Нельзя так себя вести, — добавила она, одергивая рукава своего пиджака.

— Я просто соскучился, — улыбнулся я, касаясь волос Василисы, которая прижалась ко мне.

— А стоит почаще появляться, — съязвила в ответ директора школы, глядя на меня недовольно. На это оставалось только пожать плечами.

Первый год — самый сложный. Ты еще не примирился до конца со смертью любимого человека, но пытаешься как-то жить и собираешь осколки счастливого прошлого по углам. В моем случае первые полгода прошли просто в тумане. Не так, как сорок дней после смерти Ди, но толком ничего в памяти не отложилось. Бесконечные разговоры, терапия и тотальный контроль каждого шага со стороны близких людей. Они все время боялись срыва, даже банальная таблетка аспирина стала сродни ядовитой змее, поджидавшей в кустах невнимательного путника.

Перед Новым годом, тридцать первого декабря, я впервые попросил Рому отвезти меня к родному дому. Не в квартиру, не к Диане, а именно в родовое гнездо семьи Воронцовых. Участок принадлежал благотворительному фонду, но денег на перестройку здания у них не было. Хотя на сайтах любителей пощекотать себе нервы страшными историями писали, будто рабочие испугались призраков, что обитали в стенах обгоревших развалин. Забавно.

— Выглядит словно кадр из фильма ужасов, — пробормотал Рома, когда мы подъехали к остаткам ворот, разобранных местными, и посмотрели на остатки некогда роскошного особняка.

— Он им был, — тихо ответил я, разглядывая провалы окон в сохранившейся части стены. — Бесконечный кошмар наяву с настоящими людьми в главной роли.

На подготовку понадобилось минут пять. Вокруг навалило снега, поэтому пробираться пришлось по узкой тропе. Видимо, кто-то из местной ребятни или диггеры пробирался сюда в поисках острых ощущений.

— Мне пойти с тобой? — я повернулся к Сташенко, который смотрел на здание. Его плечи напряжены, а сам он сутулился, морщась от болезненных воспоминаний.

— Не надо, — снег заскрипел под ногами по мере продвижения вперед. — Я сам могу.

Чем ближе я подходил, тем сильнее росло чувство безмерной тоски. Место, где должны храниться счастливые детские воспоминания, стало моим проклятием. Оборачиваясь назад, понимал: корни многих несчастий породило изломанное прошлое. А я принес его с собой во взрослую жизнь и тщательно лелеял, не позволяя себе отпустить. Не призраки терзают нас, мы сами отлично справляемся с этой задачей.

Заходить внутрь опасно, поэтому я просто стоял и рассматривал почерневшие стены, гнилые остатки деревянных перекрытий, часть которых обвалилась. Рука нащупала в кармане два блистера с «Фенобарбитала». Мои надзиратели немного ослабили надзор. Один звонок решил проблему поставки препаратов. Выдавливая одну за одной белые таблетки, я продолжал стоять, утопая в снегу и возвращаясь назад к воспоминаниям.

«Маленький ублюдок. Давай, покажи дедушке, как ты научился смирению. Или я забью этим ремнем тебя до смерти!»

Три, пять.

«Мама ненавидит тебя. Что ты ревешь? Ненавижу плач!»

Шесть, семь, восемь, девять.

«Разве я не люблю тебя, Никита? Вспомни, как плохо с тобой обращались дома. А я подарила тебе свободу. Всего лишь нужно быть чуточку благодарнее к любимой тетушке».

Десять, одиннадцать…

Ровно двенадцать таблеток в моей руке. Оставалось только сунуть горсть в рот и позволить себе забыться. Бывших наркоманов не бывает — мы пропащие, отбросы общества. Те, кто не способен встать на правильный путь — наш разум затуманен дозой. Использованные блистеры с остатками таблеток упали в снег, проваливаясь в сугроб и навсегда исчезая там. А мальчик смотрел на меня, стоя там, где раньше находилось крыльцо. Он боялся сдвинуться с места, ведь со всех сторону его удерживали взрослые.

— Куда ты собрался? В новую жизнь? — усмехнулся мой дед. — От нашего наследия невозможно уйти.

Даже после смерти Аристарх Васильевич Воронцов выглядел идеально. Ровно повязанный галстук и пиджак, сшитый на заказ точно по фигуре. Высокий, подтянутый и красивый, Лена часто говорила, что многие женщины находили ее отца невероятно привлекательным.

«Словно муха жаждет познать объятия паука», — смеялась она.

Мама позволила моему деду положить ладонь себе на плечо и немного безумно улыбнулась. Интересно, ее болезнь всегда была такой запущенной или дедушка постарался? Подле нее молчаливой тенью находился мой папа: болезненно худой, привычно опустивший взгляд в пол, не смеющий возразить своему тирану-отцу. У него никого и никогда не было. Вся жизнь сосредоточилась в этом доме, где отец позволил себе остаться после смерти, точно в наказание.

Я знаю, почему в тот день он выстрелил. Думал, что спасет: себя, меня, всех нас. Но была еще Лена. Сейчас она держит у виска Леонида пистолет и смеется. Подбадривает, шепчет губами:

— Выпей их, Ники. Тебе станет легче.

Я знаю, что тетка меня обманывает. И, несмотря на страх, по-прежнему цепко держащий мое подсознание в плену, чувствую незримое присутствие Дианы позади себя. Загорская со мной, помогает оставаться собой. Когда первая таблетка падает в снег, паника отступает и разум проясняется.

— Что ты делаешь? — недоумение и ужас во взгляде Лены — настоящий праздник. Я отвечаю ей той же улыбкой, что она одаривала меня в детстве.

— Прощаюсь, — отвечаю я, а мальчишка вырывается из их рук.

— Нет!

Все как тогда. Огонь охватывает доступные поверхности, не жалея никого. Я не оборачиваюсь на отчаянные крики родных, шагая обратно к выходу. Мальчик улыбается, задирая голову к небу и начинает смеяться, подбрасывая в воздух снежные комья.

Мы свободны — я свободен. Больше никто не причинит мне боли и не заберет жизнь.

— Мог предупредить, что приедешь, — Аня ворчала, когда я выходил из школы, попрощавшись с ребятами. У нас еще куча времени до моей следующей поездки, успеем насмотреться друг на друга.

— Ты еще не беременна? — в ответ получил средний палец.

Сташенко ненавидела этот вопрос, а мне нравилось ее дразнить. Мы шагаем к машине, Аня отчитывается передо мной о проделанной работе. Она говорит о распределении бюджета на следующий год, перечисляет в цифрах, сколько специалистов мы наняли за первый квартал. Тех, кто должен помогать справляться людям, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Неважно, наркотики, алкоголь или насилие. Проект совсем новый, мы еще даже не успели достроить здание, но им уже заинтересовались крупные спонсоры.