– Феликс?

Вон там. Возле скалы, у обрыва. Лео подходит ближе, останавливается, прислушивается.

– Братишка? Где ты?

Младший брат сидит на самом краю.

– Феликс! Я тебя вижу.

Еще шаг. Надо подойти как можно ближе. В лунном свете Феликс как бы подрос.

– Я хочу побыть один.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Феликс. Ночь на дворе. Надо идти домой.

– Нет.

– Мама не спит. И очень беспокоится.

– Я не пойду домой.

Лео подбирается ближе, мелкими шажками, чтобы Феликс не заметил. Ну вот, добрался.

– Почему?

Всего один шаг, короткий шаг – и он упадет на скалы внизу, как малыш Билли.

– Потому что будет паршиво.

– Паршиво?

– Я слышал маму.

– И что?

– Она сказала, что уходит.

Лео садится. Не очень близко. Но почти.

– Она не уходит.

– Я слышал.

Темнота. Безмолвие. И что-то трещит, хрустит, как лед нынче днем. Это ветер цепляется за голые ветки и мокрые листья.

– Что ты… слышал?

– Она звонила по телефону. Когда мы легли спать. Когда она думала, что мы уже спим.

– Ну?

– Бабушке. Голос у нее был такой.

Серый камень холодный, Лео только сейчас замечает, как холод снизу пронизывает все тело, ползет вверх, выходит в прореху на плече куртки.

– Она сказала: “Больше не могу”. Несколько раз.

– Она и раньше так говорила. Но всегда возвращалась.

– Я слышал! Она не вернется! В этот раз не вернется!

Треск. Теперь громче и все чаще, по мере того как крепчает ветер. Но слышится и другой звук. Машины, проезжающие по старой дороге за лесом. Он никогда не задумывался, сколько людей ночью в дороге.

– Холодно, Феликс.

– Нет.

– У тебя ни шапки, ни варежек.

– Потому что не холодно.

Лео обшаривает свои карманы, находит полосатую красно-белую вязаную шапку. Достает, надевает Феликсу на голову.

– Через голову теряется восемьдесят процентов тепла.

– Чего?

– Это правда.

Феликс поправляет полосатую шапку, которая слишком съехала на лоб. Потом они сидят рядом, глядя на круглую яркую луну.

– Лео?

– Да?

– Я думаю о папе.

– Ну?

– Он не знает.

– И что?

Ноги Феликса свешиваются над краем пропасти, и так было все это время.

– Надо сказать ему? Что мама уходит?

Ему всегда нравился апрель. Жизнь. Весь мир вокруг пробуждается. Впору сесть среди черничных кустиков, на замшелые камни, и подставить лоб и щеки солнечному теплу, струящемуся сквозь верхушки деревьев узкими, яркими полосами света.

Он прислонился к машине, которая столько лет возила его сюда, к старому “вольво”, насквозь проржавевшему, того гляди развалится. Наверно, эта весна для машины последняя. Ну, может, еще и лето продержится, если повезет. А потом придется отогнать ее на свалку и попрощаться.

Короткий участок проселочной дороги от крутого поворота до опущенного шлагбаума. Здесь он парковался каждую ночь, закуривал сигарету и, как положено по инструкции, ждал пять минут.

Полугодовая инспекция.

Вон они. Зеленый автофургон с двумя агентами службы безопасности сорок четвертого военного округа, оба в форме, они обменялись с ним крепким рукопожатием, которое всегда продолжалось чуть слишком долго. Один кивком показал на его левую руку – сигарета вот-вот догорит до фильтра.

– Я думал, вы бросили?

– Вам мешает?

– Нет… но, помнится, ваша жена…

– Слушайте, я буду курить, черт побери, когда хочу.

Глубокая затяжка, до самого дна легких, потом он затоптал сигарету на том же месте, где вчера ночью и вообще каждую ночь, – под первым “В” на прямоугольной табличке на шлагбауме: “ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН”.

– Ладно, ладно. Я понял, – сказал спецагент с улыбкой, а улыбался он нечасто. – Кстати… где вы теперь живете?

– Вероятно, в том же паршивом районе с однокомнатными квартирами, где и вы.

Второй агент подошел к большущему замку на шлагбауме, такому же, как на всех подъездах к оружейным хранилищам.

Ключ не поворачивался.

Спецагент попробовал второй. И третий.

– Они… не подходят. Ни один.

Они осмотрели ключи и замок. Никаких повреждений. Никаких странностей. Он попробовал все по очереди, шестнадцать штук.

– Думаю, придется идти пешком.

– Я так и делаю каждую ночь, сто пятьдесят метров туда, сто пятьдесят обратно. Десять хранилищ. В общей сложности вполне приличный моцион, – сказал проверяющий, похлопывая себя по животу – шестьдесят лет, а все еще стройный, – и зашагал вперед.

Остальные двое пыхтели следом, на двадцать лет моложе, но совершенно выдохлись уже через несколько минут ходьбы по лесу. На вершине холма он пошел более широким шагом, в самый раз, чтобы они не отстали, но вконец запыхались.

Подойдя к кубической постройке со стенами толщиной метра два с половиной, проверяющий остановился у двери, бронированной, как у сейфа. Агент отыскал на связке нужный ключ, повернул его.

– Что ж, хоть один подошел.

Дверь открылась. Спецагент вошел внутрь – и резко остановился.

– Какого черта!

Его товарищ вошел следом, но не сказал ни слова. Просто замер как вкопанный.

– В чем дело? – Проверяющий наклонялся то в одну сторону, то в другую, их широкие спины не позволяли ему разглядеть, что они там увидели.

В конце концов он все-таки тоже протиснулся в дверь.

И тоже увидел.

Сразу за порогом в полу зияла большущая дыра. Больше полутора метров в поперечнике. Арматура, некогда скрытая в бетоне, разрезана и торчала вверх, как переломанные ребра.

Один из агентов подхватил деревянный ящик, самый верхний в штабеле возле двери, с печатью KSP-58 по бокам, поднял крышку. Пусто. Открыл следующий. Пусто. Следующий – пусто. Его коллега взялся за ящики у дальней стены, открывая один за другим.

В общей сложности двадцать четыре пустых ящика.

– Все… все похищено!